сам находил меня там, где это не казалось и возможным. Я бы даже сказал, что он преследовал меня, но само общение я плохо помню. Только урывками и только иногда что-то всплывает в памяти.

— Откуда же ты знаешь, что Нэя была с ним связана родственными узами?

— Я помню тот дом, где она с ним жила… когда он притащил меня туда… Что ещё? Ему был нужен сын, какого он не мог себе произвести, вероятно, по причине возрастной. Я отказался, и он сказал, что я никогда не увижу своего сына, который родится у меня здесь. Так оно и вышло…

— А! Так он хотел женить тебя на Нэе? — Рудольф развернулся к Нэе, будто увидел её впервые, — Что же ты мне о том не рассказала?

— Так он и Чапосу хотел меня отдать, чтобы я прошла с ним обряд в Храме Надмирного Света, — она засмеялась, хотя ей ничуть не было весело. — Сам же не устаёшь мне напоминать об этом.

— Ты узнаёшь эту штучку? Твой же это подарок? — Арсений расстегнул воротник безупречной своей рубашки, — а он был чистюля во всём, что касалось его личного облика, — и оттянул витой шнурок со своей шеи, явив на обозрение переливчатую небольшую и несколько неправильную, чуть сплюснутую с одного бока сферу размером с крупную сливу. Именно на спелую сливу штуковина и была похожа своим фиолетово-перламутровым отливом.

— Нет, — ответила она, заметно теряя свои радостные искристые краски, коими расцветила её недавняя прогулка. — Я ничего тебе не дарила! Где? Не видела я тебя прежде нигде! — Нэя схватила диковинный камень рукой и потянула к себе, едва не удушив Арсения. Он мягко, но сильным и ловким движением вытащил штуковину из её пальцев.

— Не могу я тебе его отдать. Привык как-то. Если жалко, не надо было и дарить. Это вовсе не украшение, а нечто, вроде технической загадки. Иногда на его поверхности я улавливаю некие картинки, сложные рисунки или формулы, скорее. Понятно, ничего не разберёшь, но, как и знать. Твой старик так и говорил, не узнать уже никому тайн погибшей цивилизации. Они создавали её много поколений подряд, да и чуждый интеллект с абсолютно непредставимыми уже целями и ценностями не подлежит расшифровке. Я уже давно утратил самообольщение, свойственное нашему земному, так называемому учёному сообществу. А всё же люблю на досуге включить собственное воображение в попытке нащупать код входа в информационные сети Вселенной.

— Скорее уж Тон-Ат развлекался такими вот шутками над теми, кого он считал недоразвитыми существами, — обратилась к Арсению Нэя, следя за потоком его слов, чтобы оборвать его в тот момент, когда он опять сделает попытку доказать Рудольфу, что видел её в доме Тон-Ата.

— Да, да! — воскликнул Арсений, — Их излюбленное определение, данное ими нам, человекам, мнящим себя разумными.

— Может, кто и мнит, а я уж точно являюсь разумным. Почему ты, говоря о Тон-Ате, употребляешь множественное число? — спросил Рудольф.

— Так и Хагор — отец Гелии из той же самой расы. Разве ты того не понял? Разве ты забыл, как я рассказывал тебе о его полётах в горах?

— О полётах Хагора в горах? Арсений, ты чего сегодня ел или пил?

— В отличие от тебя я здешних грибов-овощей не ем. И если ты напрочь забыл историю своего путешествия в поселение беженцев много лет тому назад, а главное, что именно послужило поводом к тому путешествию, зачем мне о том напоминать?

— Хагор никогда не умел летать! И каким образом ты смог бы попасть туда, где и прячется этот местный маг Тонат? Там никто из наших никогда не был! И путей туда никто не знает. А если и был один такой когда-то давно, то его там и убили. Ты реально чокнутый, Арсений. Все это подозревают.

— Но я там был! — упрямо ответил Арсений. — Нэя подтвердит. Что я не лгун. Не чокнутый.

— Нет, — пробормотала она, не желая ничего подтверждать. Не желая поддерживать нелепый разговор. — Я тебя прежде не знала…

— А я тебя помню. Да и как забудешь? Я даже помню, где увидел тебя впервые. Возле лавки старьёвщика «Послание из вечности». Ты же там была в тот день? — у Арсения были прозрачные и тёмные одновременно глаза, как вода в колодце, из-под донных пластов которого выбивается родник. А на поверхности колодца отражается светлое небо и ночные звёзды… Это был очень красивый человек, но как-то ускользающий от однозначного определения, каков он собственно? Скорее добрый, но из тех, кто не располагают к общению. Необщительный, бдительно охраняющий свою болезненную чуткость и чувствительность уже на дальних подступах от вторжения посторонних. Из тех, кто к общению не стремится, людей боится, себя никому не навязывает. Тогда что ему надо? Невидящим и пристальным в то же время взглядом умалишённого он всматривался в лицо Нэи.

— Не понимаю, о каком дне речь, — сказала она, пугаясь и ожидая неприятных откровений.

— О том самом, когда он вывалился из прорехи своего наличного разума и пошёл гулять по астральным мирам, что случается у него временами, — насмешливо пояснил Рудольф, — Видел — не видел, да такую женщину стоит раз увидеть, чтобы помнить о том всю жизнь!

— Не заводись, — мягко осадил его Арсений. — Ты должен быть мне благодарен за то, что я отклонил тогда предложение того старика, кого ты называешь Тонатом. Иначе мы не сидели бы сейчас за столом втроём в нашем столовом отсеке. И не ели бы «зелёный разумный» суп нашего доктора.

— И где же мы были бы тогда?

— Где-то. Но точно не втроём.

— Хочешь сказать, что ты был бы с нею вместо меня, прими ты предложение старика?

— Венд, ты ведёшь себя как ревнивый подросток. Но так уж вышло… И подошёл я к вам только затем, чтобы… А! — Арсений встал, но уходить передумал и опять сел на прежнее место. — Тот старик тоже считал, что мы с тобою похожи. Но я так никогда не считал. Он тогда сказал, что если я откажусь от его предложения, то вместо того, чтобы стать главным героем, я окажусь замещённым тобою. Просто тогда я не понял, о ком он говорил. А теперь мне всё ясно.

— Да что тебе ясно? Какая может быть ясность в туманной голове такого сумасброда, каков ты и есть! Как ты вообще посмел ничего мне не доложить о своём бродяжничестве в пределы Архипелага?

— Так ты же сам сказал, что я путешествовал в астральных мирах. Они тебе не подведомственны.

В столовом отсеке уже давно никого не было. Только они