– Вот именно… – Фергия повертела в пальцах обломок. – Вернемся на берег и займемся этим. А пока еще немного напрягитесь, свяжите воедино всё, что нам известно, и вы поймете, кто был… вернее, стал этой тварью. Ну же! Это просто!

Это в самом деле было несложно: когда все ниточки сплелись воедино, стала видна часть узора на чьем-то ткацком станке…

Синяя шерсть, самородное золото, смертоведство и другое злое колдовство, а еще чья-то боль – не телесная, нет, умершие на этой галере ничего не успевали почувствовать, кроме ужаса, но это другое… Страшная боль, рвущая душу и сердце на части, как неведомая тварь разорвала тела несчастных, – что стало ей причиной?

– Ориш, – одними губами выговорил я. – Это его рук дело. Но как…

– Пока не знаю, Вейриш, – перебила Фергия. Глаза у нее горели. – Но догадываюсь, да… Продолжим на берегу, вы не возражаете, шоданы? Тогда берите сундук, а я прихвачу остальное…

Правда, заговорила она еще в лодке:

– Вы что-то почувствовали, Вейриш, я права? Вы же ощущаете… гм… не как обычный человек?

Я молча кивнул.

– И что там было? Боль, страх и горе? Ага… Страх может быть чьим угодно, но…

– Не всякий, – перебил я и перешел на арастенский. – Обычные люди боятся совсем не так. Я сейчас чую, как страшно нашим гребцам, но это не имеет ничего общего с тем, что творится на галере. И предсмертный ужас погибших совсем другой. Вы тоже различаете оттенки подобного, не так ли?

– Конечно, иначе бы не спрашивала. Только мне для этого нужно прикладывать серьезные усилия, а вам такое удается само собой… Но раз наши ощущения сходятся, то я угадала… – Фергия прижала палец ко лбу. – Очевидно, пропавший юноша был в партии невольников.

– Думаете, это на него надели кандалы? На мальчишку пятнадцати лет?

– На мага, пускай и недоучку, – поправила она и потрогала звенья цепи. – Даже если он обессилен или опоен сонным зельем, рисковать не следует. Я не хотела говорить при…

– Я знай твой язык, шади, – с заметным акцентом сказал Даллаль по-арастенски, и густые брови сползлись к переносице. – Говорить плохо. Но все понимай. Ты не доверяй мне?

– Я никому не доверяю, Даллаль-шодан, – сказала Фергия, вновь перейдя на адмарский.

– А как же Вейриш-шодан?

– Его знала еще моя мать, а с тобой мы знакомы едва ли неделю. Не сочти за обиду, ты очень помог мне, но я не знаю, как ты отнесешься к некоторым вещам…

– Так, как положено службой, а может, иначе… – сощурился он. – Ты сказала, шади, что раскроешь дело, чего бы это ни стоило, заручилась моей помощью, а теперь хочешь скрыть что-то? Ты же колдунья, ты можешь сделать так, чтобы гребцы ничего не услышали, так почему говоришь на чужом языке?

– Это мой родной язык вообще-то, – фыркнула она и вздохнула. – Прими мои извинения, Даллаль-шодан. Жизнь на Севере приучила меня быть недоверчивой к людям.

– Я приму твои извинения, шади, но впредь не делай так, – серьезно ответил он. – Лучше честно скажи: Даллаль, не хочу, чтобы ты слышал мои слова, и я заткну уши. Или ты меня заколдуешь.

– Хорошо, – улыбнулась Фергия, а я убедился, что она поступила подобным образом неспроста.

Ну неужели можно предположить, будто начальник стражи, имеющий дело с самыми разными людьми, в том числе высокопоставленными, не может и двух слов связать на чужом языке? Да оборванцы с окраин – и те способны объясниться, а уж Даллаль – тем более!

Зачем же ей это? Решила выяснить истинное к себе отношение? Интересно бы узнать, так ведь не скажет!

Уже на берегу Фергия сказала Даллалю:

– Прошу, пошли кого-нибудь к Оталю-шодану, пусть скажет, из его пропавшего товара эта шерсть или нет. Я и сама могу съездить, но так выйдет дольше. И за рыбаком посмышленнее тоже пошлите.

Он поманил к себе стражника, объяснил суть задания и вручил кусок материи: она красиво переливалась на солнце, не хуже шелка. Только иной шелк так плотен, что в нем впору свариться, а тончайшая синяя шерсть греет холодной ночью и позволяет телу дышать в жару, за то и ценится…

– Итак, виновник сбежал, – произнесла Фергия, когда мы отошли в сторону от остальных. – Хотя я, скорее, назвала бы его жертвой.

– Ничего себе жертва! – вырвалось у меня. – А остальные тогда кто?

– Погодите негодовать, Вейриш, – отмахнулась она. – Вины с убийцы никто не снимает, но что привело его к этому? Как он это устроил, я догадываюсь, но…

– И как же, шади? – с жадным любопытством спросил Даллаль.

– В наших краях иногда вспоминают Слепых Гончих, шодан. Это… скажем, злые духи, способные принимать облик своры собак. Они даже могут становиться материальными и оставляют следы на снегу.

– А почему слепые?..

– Им ни к чему глаза. Если Гончие взяли след, то жертва не уйдет безнаказанной. Не знаю, сумела бы я остановить их… и проверять не хочу. Но самое главное, Даллаль-шодан, в том, что Гончие не выбирают добычу, им на нее указывает хозяин. И ничего сверх его приказа они не сделают… если он сумеет с ними справиться, конечно.

– Это запретное искусство? – негромко спросил я.

– А вы как думаете? Чуть получше смертоведства, если вы об этом. А кроме того, вызвать Гончих может любой человек, не обязательно маг, лишь бы правильно произнес формулу призыва и сделал кое-что еще… Но здесь были не Гончие, – перебила она сама себя.

– Вы откуда знаете?

– Мама с ними сталкивалась дважды, причем первый раз вызвала сама и смогла загнать обратно, так что… – усмехнулась Фергия, – объяснила мне, как опознать их и содеянное ими. Здесь что-то подобное, но не Гончие. Скорее всего, в Арастене просто нет подобных тварей, однако сходство изрядное. Если еще принять во внимание, что вызывавший мстителя человек был измучен, напуган, испытывал душевную боль, – мы ведь оба ощутили это, Вейриш, не так ли? – тогда выходит, он…

– Что?

– Просто не удержал тварь на сворке. Такое часто случается, хоть джаннаев вспомните! Прикажешь небрежно, забудешь какое-то условие послушания, так тебя же и сожрут… Но тела Ориша нет. И это говорит о самом скверном…

– О чем же? – нетерпеливо спросил Даллаль.

– Он не просто вызвал потустороннее существо и натравил на своих обидчиков, – сказала Фергия, перебирая звенья кандалов, которые так и носила с собой. – Ориш позволил ему завладеть своим телом.

– Это было платой, – догадался я. – Он мог знать формулу призыва, но чем платить явившемуся? У него не было ничего, кроме собственной крови и плоти!

– Именно так… – Фергия помолчала, потом бодро произнесла: – Одним словом, теперь по округе носится какая-то неведомая