– Да как всегда, – скорчил надменную гримасу сэконунг. Хоть он и не был привязан к суше, но с покойным Олафом тесно приятельствовал, поэтому до сих пор держал его сторону. – Что той лисе горбатой сделается? Сидит, ждет. И ведь дождется же!.. Арундейлов с цели тараном не сдвинешь. А сестра Пустоглазого Эйнару каждый год по сыну рожает. Как племянники в ум войдут, тут-то Сигурд за них и возьмется. Ребенок – он же глина мягкая. Что вылепишь, то и…

– Как так? – моргнула Нэрис. – А Харальд? Он ведь конунг!

– Конунг, – без энтузиазма подтвердил Асгейр, подвигая ближе графин. – Давай-ка чашу, Вильям.

Судя по всему, говорить о нынешнем правителе Бергена мореплавателю не хотелось. Нэрис вопросительно взглянула на мужа, но тот только коротко мотнул головой: мол, не допытывайся, без пользы. Леди Мак-Лайон пожала плечами и переменила разговор:

– Скажите, сэконунг, а как остальные? Как Астрид? Здорова ли?

– Еще бы травнице здоровой не быть, – с явным облегчением от того, что неприятную тему свернули, отозвался Асгейр. – Благополучно все. И Рагнар в порядке… Да что ж я сижу-то? Йорген! Эй, Йорген!

Дверь в гостиную приоткрылась, и внутрь просунулась сонная физиономия какого-то норманна. Асгейр требовательно насупил брови:

– Корзину-то не утопили при разгрузке? Ту, что Рагнар передал?

– Вроде нет. Проверить?

– Проверь да неси сюда. И живо! А мы с тобой, Вильям, покуда еще угостимся…

Нэрис с беспокойством взглянула на ополовиненный графин, потом на отца, но смолчала. Хочет завтра пластом лежать – пусть. Не ей его жизни учить. К тому же Асгейр не так часто бывает в Шотландии. «И слава богу, – про себя порадовалась леди Мак-Лайон, делая маленький глоток наливки. – А то бы папа уже последнее здоровье растерял. Ну ведь не мальчик же, куда столько? Это только норманнам все как с гуся вода!» Любящая дочь тихонько вздохнула и, мысленно махнув рукой на невоздержанного батюшку, повернулась к Кэвендишам.

Ивар, отставив свою чашу в сторону, прикрыл глаза. Пить ему не хотелось, разговаривать тоже. После целого дня в седле и обильного ужина клонило в сон. Ну, ничего. Всего с часок продержаться осталось. Уже поздно, скоро матери разгонят детей по кроватям и разойдутся сами, адмирал наверняка удалится следом за супругой – с Асгейром у него общих тем нет и быть не может. Губы лорда Мак-Лайона чуть дрогнули в легкой усмешке. Асгейр. Харальд… Да, Харальд все-таки стал конунгом. Хотя тинг, конечно, с куда большим пылом проголосовал бы за Ингольфа Рыжего – однако ярл остался верен своим привычкам. И старший сын Олафа принял на себя тяжесть отцовского наследия. Желанно оно было ему или нет – поди знай. После того как несправедливые обвинения с Харальда сняли, он стал поживее, но до Длиннобородого ему все равно было далеко – и тогда, и теперь. Может быть, как раз оттого, что сын уж слишком равняется на отца? Дороги-то, как ни крути, у всех разные… «Только рано Асгейр Пустоглазому победу прочит, – подумал Ивар. – Может, Сигурд через сестру в Бергене и закрепился, может, Харальд и не копия Олафа, да ведь трон северный не одних Арундейлов манит!» Лорд вспомнил беловолосого человека с острым, насмешливым взглядом. Горностай. Юркий, как ящерица, и цепкий, как три гончие сразу… Вячко ушел от сэконунга вскоре после того, как Мак-Лайоны вернулись в Шотландию. Но сам рус домой не вернулся – Эйнар был для него не целью, а средством. Целью был конунг. То есть по факту – Харальд. Который спустя год принял Вячко в свою дружину, а прошлой осенью сделал сотником. Или хёвдингом, разницы особой нет – главное, что руса впустили в ближний круг. И если вспомнить, чей он человек на самом деле… Русам нужны норманны. Новгород с каждым годом набирает силу, скоро она достигнет критической массы, и собственных ресурсов может оказаться недостаточно. Союз с норманнами выгоден новгородскому князю. И Харальду, в сущности, он тоже небесполезен. Скорее всего, это будет семейный союз: конунг все еще вдовец, а у правителя Новгорода одни дочери, причем старшая уже на выданье. Да, это более чем вероятно. Харальд неглуп, а любовь, как и ее отсутствие, в таких браках редко играет хоть какую-то роль. Сын Олафа принял на себя бремя власти, примет и новую жену… Одно любопытно – скоро ли опомнится Пустоглазый? И что ждет Берген, когда это наконец произойдет?..

«Ну, Ингольф в любом случае поддержит Харальда, – прикинув все «за» и «против», решил Ивар. – Ярл Фолькунг тоже. Даже Асгейр, как бы он от нынешнего конунга нос ни воротил, скорей на собственной бороде повесится, чем Арундейлу плечо подставит. А Гуннара давно нет в живых…» При мысли о покойном ярле на лицо лорда Мак-Лайона легла тень. От семейной трагедии Гуннар так и не оправился. Да и чему удивляться? С потерей жены он смирился бы, пусть и со временем, но то, что Тира ему оставила, уходя, ярл пережить не смог. Пусть он не был убийцей и понятия не имел о делах супруги, но он оставался ее мужем! И часть ее вины легла на его плечи непосильной тяжестью… Нет, Гуннар не допился до смерти. Он погиб в бою, как подобает норманну. Только бой был неравный, и на мечи ярл полез сам. Что ж, вероятно, для него это был единственный выход? «Но Бьорн правильно сделал, что в Ярен уехал, – подумал Ивар. – И что жену увез. Дети не должны отвечать за грехи родителей, да только кому этой истиной рот заткнешь? Даже сочувствовать будут так, что света белого не взвидишь. А Дагмар и без того хватило горя». Лорд печально улыбнулся, вспомнив, как дочь ярла весело отплясывала со своим женихом на свадьбе Эйнара. Такая юная, хорошенькая, такая похожая на мать…

– С левантийцами-то что? – услышал Ивар негромкий голос сэконунга. – Договорились?

– Один караван пропустят, – отозвался лэрд Вильям. – Вот эскадру нашу из Константинополя дождемся… Как обычно? Шелк, камфара, золотая нить?

– Угу. А если через меня – еще заказец подкину. Благовония нужны, ладан. И краска. Киноварь, индиго… Еще орех этот, как бишь его? Черный?

– Чернильный, – вклинился Ивар, стряхнув с души копоть былого и открывая глаза. – Любопытный список, сэконунг. От церковников бергенских, что ли?

Асгейр кивнул и развел руками:

– Они нынче в силе! Церкви по всей стране как грибы растут, от ряс в глазах рябит, скоро жрецам мест под капища не останется. Совсем страх потеряли.

– Зато и прибыток, – рассудительно отозвался лэрд. – Левантийские товары дороги, а благовония да чернила духовной братии всегда нужны… Ты напрямую заказ даешь аль через немцев?

– Делать мне нечего – Союзу Четырех отступные платить! – надменно выгнул брови норманн. – Да и тебе тогда придется, Вильям, а уж эти только рады три шкуры содрать ни за что! Напрямую договорился, понятно. С отцом Теодором.

Лорд Мак-Лайон задумчиво кивнул. Отец Теодор!.. Кто бы мог представить еще несколько лет назад, что тишайший священник, о которого разве что ноги не вытирали, станет духовным лидером христианской общины севера? Вспомнив сцену, что разыгралась когда-то в «Щербатой секире», Ивар невесело усмехнулся. Ему отчего-то жаль было того молчаливого, незаметного служителя церкви, безропотно несшего свой крест. Да, он нес его и теперь, но уже с высоко поднятой головой, окруженный сотней верных сподвижников – только вот хорошо это или плохо, Ивар сказать затруднялся. Судя по тому, что писал Химиш, отец Теодор к власти не рвался, лишь искренняя вера да неистребимое благочестие подняли священника так высоко. Поднимут и выше, дай только срок: такие ревнители либо умирают молодыми, либо меняют историю. Хотя, конечно, одно другому не мешает… Лорд, нахмурившись, покачал головой. Фанатиков он не любил. А то, что происходило на севере, вызывало у Ивара смутное ощущение начала конца. Язычеству недолго осталось. И норманнам – таким, как Асгейр, – тоже. «Мир меняется, – с оттенком ностальгический грусти подумал лорд Мак-Лайон. – Но он менялся и до нас, с этим ничего не поделаешь. Норманны, конечно, приспособятся, как и мы когда-то. Другой вопрос – стоит ли оно того?..»