Они – Руда и его подопечные – довольно скоро стали голодать. Склады в магазинах и на оптовых рынках успешно вычищали предприимчивые взрослые, а воевать со взрослыми – с этими взрослыми, – пацанам и девчонкам, самым старшим из которых не больше пятнадцати было не под силу. Даже стаей. Им пришлось охотиться. Сначала на разную живность. Ну а потом умный Руда дозрел до мысли о том, что охотиться на людей гораздо проще. И пользы с них больше. В смысле пищевой ценности…

Он не один такой был. Ну, честное слово, не один. Людоедов, особенно по прошествии нескольких месяцев, развелось до черта. Взрослых, промышлявших этим, убивали без жалости. Детей же всегда забирали в Воратинклис. Именно таких детей. Других Паук нередко отправлял во временные убежища, откуда они потом попадали в нормальные поселки, а вот детям-людоедам была гарантирована почти райская жизнь в волшебном дворце. Из каких соображений действовал Паук, оставалось загадкой для всех, кроме, ясное дело, Орнольфа. А Руду его высочество удостоил особого внимания.

Андрей предполагал, что это из-за того, скольких детей спасла стая несовершеннолетних преступников. В сущности, Руда со своими головорезами, выполняли в городе обязанности охотников: точно так же искали выживших, собирали их в одном, относительно безопасном месте, обеспечивали едой… м-да. В бывшем детдоме нашло убежище почти полсотни детей и подростков, кошка и четыре собаки.

«Если ты скажешь, что спасения стольких жизней недостаточно для оправдания того, что он сделал, я его убью, – пообещал Паук Орнольфу, – но прежде, чем говорить, вспомни о том, что я тоже людоед».

Вот ни хрена себе… И попробуй скажи ему что-нибудь после такого заявления. Свидетелей этого разговора случилось трое: сам Андрей, и Макс с Маришкой. И все трое невольно Орнольфу посочувствовали.

– Так нагло, по-моему, даже девушки парнями не манипулируют, – заметила потом Маришка.

– Девушкам до Паука расти и расти, – признал Андрей. Макс, услышав это, посмотрел как-то дико и отсел подальше.

Трудно ему.

* * *

К полудню сделали передышку и собрались на кухне в отведенном для них доме. Новички к этому времени уже были расселены и после обеда готовились к экскурсии по поселку, врачи осваивались в лазарете, несколько бабушек и дедушек из целой толпы стариков охотно взяли на себя обязанности присматривать за поселковой библиотекой. Вообще новых людей приняли хорошо, даже тех, кто уже или еще не мог делать ничего полезного.

– Они тут с самого начала были дружелюбно настроены, но все равно тяжело – столько народу. – Макс, почти не жуя, глотал кукурузные лепешки, поливая их вареньем. И пил из огромной кружки то, что он называл кофе: черную, густую бурду, где от сахара ложка стояла. – А еще деды эти: «Да все равно мы помрем. Да зачем с нами возиться. Да никого у нас не осталось…» – до чего трудные, а!

Андрей молча внимал. Альберт тоже молчал и тоже ел варенье, но не потому, что устал, а просто из любви к сладкому. Орнольф, разложив на углу большого стола какие-то бумаги, читал, время от времени отпивая глоток кофе. Наверное, это была почта. Помимо обязательных, дважды в сутки, сеансов связи через паутину, поселки и неофициальные убежища обменивались между собой и с Орнольфом еще и письмами. Правда, почтальоном чаще всего работал все-таки не Альберт. Для этого существовала почтовая служба – дилижансы, на которых вольные охотники разъезжали от поселка к поселку, развозя грузы и письма, убивая по пути ту нечисть, которая оказывалась по зубам, и ябедничая Пауку на тех, кто был для них слишком крут.

– Возвращайтесь-ка вы к себе, – вдруг заговорил маг, тщательно облизывая ложку, – слышишь, Касур? Я тут вместо вас задержусь. Самую тяжелую работу твои парни уже сделали, дальше я и один справлюсь.

Рыжая бровь Орнольфа поползла вверх – до боли знакомый, паучий жест.

– Что такое?

– Ничего, – Альберт пожал плечами, – мое дело предложить.

Орнольф молча встал, аккуратно сложил письма и сунул их в пакет.

– Подъем, лейтенанты!

* * *

Маришка учила Тилли команде «служить». Фиг там он учился, конечно, скотина ленивая. На задние лапки вставать отказывался, а «столбик» делал только для того, чтобы подпрыгнуть и закогтить очередной кусочек крекера. Вообще-то дрессировала Маришка себя, а не кота. Целью занятий было научиться входить с ним в контакт. Но не сказать, чтобы дело ладилось. Может, просто кошки – не ее тип животных? Орнольф предупредил, что начинать лучше всего с тех зверей, которыми ты сам можешь себя представить. Маришка затруднялась выбрать.

Паук говорил что-то про утконоса…

Гад!

Сегодня они проехали совсем немного. Разведка доложила, что вокруг, вплоть до белого пятна на карте, никого враждебного не осталось. И поселков тоже никаких нет. Сунуться к белому пятну вдвоем – это было бы вполне в стиле Альгирдаса, однако он вдруг проявил благоразумие и решил дождаться возвращения остальной команды. Это означало два дня отдыха и было очень даже здорово, если бы еще Маришку не заставляли заниматься.

Альгирдас настолько средневековый, что даже не знает слова «выходной».

Лагерь они разбили, как всегда, в чистом поле. В смысле, где машина остановилась, там и шатер поставили. Такие мелочи, как роза ветров, неровности почвы или хотя бы наличие поблизости воды, Паука не волновали. Ветер всегда дул так, как надо, шатер стоял ровненько, а вода притекала сама, так о чем беспокоиться? Вот сразу видно, не ходил человек в походы. Жизни не нюхал. Пятикомнатный шелковый шатер со всеми удобствами – это вам не палатка-брезентуха.

Маришка подозревала, что окажись Альгирдас перед выбором между упомянутой палаткой и ночевой под открытым небом, он выберет второе.

Как бы там ни было, сейчас она делала вид, что занимается. А Паук, как ни странно, делал вид, что верит, будто она занимается. Он как раз сверялся с последними донесениями своих разведчиков, пытаясь поточнее определить границы белого пятна. Маришка время от времени поглядывала на висящую перед ним трехмерную карту, но поскольку та была не столько географической, сколько энергетической, разобрать что там к чему казалось невозможным.

Всему учиться надо. Ну, что за жизнь, а?

На самом деле, Альгирдас, наверное, слишком устал, чтобы заморачиваться еще и на ее тренировки. Сеансы связи его совершенно точно выматывали, это все видели. Он после них подолгу сидел, глядя прямо перед собой, больше похожий на статую, чем на живое существо. Вообще не двигался, даже не моргал. Это здесь началось, в бывших Штатах, – с чего и почему, кто бы знал? Еще он стал очень много курить. А позавчера, после дурацкой Маришкиной попытки залезть в пещеру с кладкой, даже поел.

Маришка с Максом своими глазами это видели. Паук сидел, читал что-то и грыз шоколад. Странная картинка. Никогда раньше он этого не делал. Макс смотрел-смотрел, а потом спросил: