И их пушистый всегда на все готов был, если его за ухом почесать — сам на спину переворачивался и живот подставлял. Придушить его в такой позе было парой пустяков.

Костяные отростки, однако, у зверища обнаружились — и там, где Первый их совсем не ожидал. При его виде полосатый перевернулся с бока на живот и встал на ноги. Хвост у него захлестал из стороны в сторону, а передняя лапа начала бить землю, вырывая из нее клочья травы. Длинными изогнутыми когтями, вполне сопоставимыми по размеру с клювом той огромной птицы.

Не удовлетворившись произведенным на остолбеневшего Первого эффектом, полосатый издал оглушающий рык, выставив напоказ зубы, которые можно было уже сравнить только с рогами их с Лилит крупной козы. По остроте — по длине Первый не успел: припав к земле с прижатыми к голове ушами, полосатый молнией метнулся вперед, а Первый — стрелой вверх.

Отдышался он уже в самой глубине зарослей, на верху самого высокого дерева, притаившись в его самой густой листве. После того, как полосатый согнал его с двух более низких деревьев, карабкаясь на них с восхитившим бы Первого в других обстоятельствах проворством.

Убедившись наконец, что ветка под ним трясется от содрогающейся его тело крупной дрожи, а не от приближения полосатого, Первый осторожно раздвинул листву — и обнаружил еще две пародии мира на свои собственные творения.

Глава 11.11

Первому из них в его проекте надлежало ползать по земле. Причем в жаркой пустыне, вокруг наполненных влагой растений, отпугивая от них всякую живность, чтобы та не лишила первородных драгоценной влаги. Здесь же ползун перемещался по деревьям.

С его размерами, впрочем, мир остался верен себе. Так же, как и с завораживающей красотой. Первый просто глаз отвести не мог от гладкого, блестящего, толщиной с его руку и покрытого замысловатым узором тела ползуна, плавно и совершенно беззвучно обвивающего ствол дерева по восходящей спирали. Поравнявшись с веткой, на которой скрючился Первый, ползун замер, затем медленно поднял вверх голову и принялся неторопливо раскачиваться из стороны в сторону, не сводя с него наминающего взгляда.

Где-то в стороне, в густой листве, раздался резкий крик, вырвавший Первого из непонятно откуда взявшегося оцепенения — и с его крайне дискомфортного насеста. Дернувшись от неожиданности в сторону, он кубарем скатился с ветки и затем уже осознанно продолжил путь в направлении рывка и подальше от пронизывающего, казалось, насквозь взгляда.

Ну, это уже вообще перебор, возмущенно бросил он миру. Настолько бесцеремонную попытку вторжения в сознание даже Творец никогда себе не позволял!

Как выяснилось, двинулся он не только в направлении рывка, но и вернувшего ему ясность мысли крика. И тут же обнаружил его источник. Причем источников этих оказалось много — спасибо, что не все сразу заверещали. Рассматривая новую живность, Первый снова остолбенел — на этот раз пытаясь охватить разумом то, что фиксировали его глаза и уши.

Такой живности в его проекте тоже не было. Ее там просто быть не могло — он ввел туда только полезные или радующие глаз элементы. Эти же существа даже с самой большой натяжкой нельзя было отнести ни к одним, ни к другим. Мир сотворил некую пародию на первородных, скрестив их с летающими по деревьям белками.

Они перемещались то на всех четырех, то только на двух задних ногах. Постоянно размахивая длинными, но в отличие от беличьих совершенно лысыми хвостами. Которые служили им чем-то вроде запасной конечности — Первый фыркнул, заметив, как один из них качался в воздухе, вниз головой и зацепившись хвостом за ветку.

И они ни секунды не оставались в покое. В движениях их не усматривалось никакого смысла — стоило одному двинуться куда-то, все остальные устремлялись за ним, словно привязанные. И даже сидя на месте, они постоянно друг друга копировали: один махнул передней конечностью — остальные заколотили себя в грудь своими; один звук издал — остальные ответили ему нестройным хором, еще и подпрыгивая и кружась вокруг себя от явного удовольствия.

Ну, на общение это никак не тянет, на этот раз с насмешкой обратился Первый к миру — и немудрено: искру-то сознания Творец в них не вдыхал …

Стоп, резко одернул Первый исследователя в себе — этот момент ни в одном отчете ни под каким видом не вставлять. Если Творец узнает, что экспериментальный мир создал не только не утвержденные, но даже не согласованные с ним подобия первородных …

Это же какой аргумент у Второго появится против волюнтаризма, как он обозвал творческий полет фантазии.

Странно, но среди этого разгула фантазии мира, соображения Второго вызвали у него не так возмущение с пренебрежением, как легкий оттенок понимания.

Ну что же, решил он больше не томить свой мир в ожидании экспертной оценки, для первой пробы пера в целом неплохо. По крайней мере, принцип противоположности выдержан в полной мере. С другой стороны, нельзя не отметить льготные условия, в которых создавался предмет данного рассмотрения — наступление холодного периода эту часть планеты еще не настигло, но опыт ранее завершенных однозначно показал, что крупные особи просто не выживают в условиях более сурового климата.

Короче, прервал он нетипичное для себя многословие, навеянное некстати пришедшим ему на память Вторым, первую стадию разработки этой части планеты можно считать удовлетворительной — с передачей последующих в руки более опытного специалиста.

Одним словом, пора разгрести это нагромождение примеров мании величия во всех ее проявлениях и уложить их в жизнеспособную схему, закончил он в своем самом обычном, рабочем стиле.

Вдобавок, еще неизвестно, какой смысл Лилит на этот раз в свое «недолго» вложила.

Первому уже не терпелось вернуться к ней — а потом опять сюда с ней. И с Малышом, конечно. Для них троих совсем небольшое приспособление для преодоления бескрайних водных просторов потребуется. И не насовсем, конечно — он преподнесет ей это путешествие как отдых от всех перенесенных лишений, но постоянное полное изобилие вовсе не способствует развитию первородных.

Поэтому, пока Лилит — с Малышом, конечно — будут наслаждаться заслуженной передышкой, он быстро приведет в порядок эксцентричное творение мира. С тем, чтобы возвращаться туда на время самой жестокой стужи в их части планеты.

Обратный путь его уже не пугал. Во-первых, это только незнакомая дорога столь бесконечно долгой кажется. А во-вторых, он всегда может остановиться на одном … максимум, двух островах. Чтобы