Но он активируется в рамах общего только у того, кто придет восьмым на встречу, на которой соберутся все восемь. По новым правилам безопасности, ты этого, вообще-то, не должна была знать.

– Ладно. В данной ситуации… – многозначительно не закончила Пелагея фразу. – Понятно. И все-таки повторюсь. Копии того, что ушло в конкретную инъекцию номер, скажем, двести тридцать два хранятся?

– Хранятся у меня, – сдался, наконец, Уайдшер.

– А что ты мне тогда голову морочишь про общие и необщие сценарии? – возмутилась она.

Уайдшер не нашелся, что ей ответить.

– К копиям кто еще имеет доступ? – продолжила Пелагея. – Их можно изменить?

– Нет, копии жесткие. К копиям доступа нет ни у кого, – заверил Уайдшер.

– И в копиях содержится именно то, что было залито в конкретную вакцину? – уточнила Пелагея.

– Да, именно то. Окончательно вакцины готовлю я, запись туда и в копию делаю лично, – ответил Уайдшер, кажется, проникшись серьезностью вопроса.

– Тогда бери своих людей и проверяй. Это нужно сделать. Чтобы постараться избежать возможных ошибок в дальнейшем. Мы должны проверить хотя бы то, что можем. Под твоим личным контролем. Я думаю, ты понимаешь, почему.

Доктор Уайдшер лениво засуетился, а к вечеру придумал новую отговорку.

– Я не могу заниматься проверками вакцин, у меня человек исчез, – сказал он.

– У тебя всегда найдется пропажа, – не восприняла его серьезно Пелагея.

Тревору такое отношение Пелагеи не понравилось.

– То есть тебе, Пел, абсолютно все равно, что пропал наш человек? – надулся он.

– Подожди, подожди, сейчас, – попросила Пелагея, с трудом отвлекаясь от статистики, полученной из штаба Пест. – Так кто, ты говоришь, исчез?

– Мигель. Последний раз его видели только вчера. Как раз, когда Глеб сказал, что не все трансфонаторы получены агентами. Дома у Мигеля никто не отзывается.

До Пелагеи, кажется, дошло.

– Кто видел его последним?

– Пит. Он же и домой к нему ходил сегодня.

– Что он там обнаружил? – соображая в разные стороны, поддерживала беседу Пелагея.

– Он нашел там иглы, представь себе, остатки которых мы находили в кабелях каждый раз после того, как у нас вырубался в штабе свет.

– Много?

– Еще лет на двадцать хватило бы, если с такой частотой, как у нас это случалось.

– А это уже года три как происходит! – задумчиво произнесла Пелагея. – Но это не только у нас случалось! – парировала она.

– Хорошая маскировка.

– Что ты хочешь этим сказать? Это ничего еще не доказывает!

– Разве такие где-то продаются!?

– Не знаю… Иглы,… иглы, – бубнила Пелагея. – Но я знаю, у кого спросить. Нужно срочно найти сестру.

– Эвелину? – уточнил Уайдшер.

– Да. Она такими пользовалась когда-то…

– Ты ее подозреваешь?

– Ее?! Ты часом не захворал?!

– Может ты все-таки как-то поосторожней, издалека зайдешь, – предложил Тревор.

– Я тебя сейчас стукну! – предупредила Пелагея. – Ей я верю, как себе!

– Я только предположил, – извиняющимся голосом попятился Уайдшер.

– Ну, пойдем, поговорим пока с Питом, – предложила Пелагея. По пути она подумала и сказала, – Хотя, давай я поговорю с ним сама. А ты займись лучше проверкой кода.

42

– Сегодня занятия по человеческому не будет? – спросила Грета Майкла, который вместо Макара стоял за административной стойкой. – Зал закрыт, люди расходятся, – недоумевала она.

– Нет. Боюсь, пока занятий не будет, – ответил Майкл, не скрывая недовольства. – Вон, видишь, сидит. Префер Сенцер! Мать его! – Майкл указал головой на открытый кабинет.

Грету это, однако, не возмущало, она все воспринимала, как должное.

– А почему? – спросила она.

– Ты так спокойно об этом спрашиваешь? Я лично просто в ярости! Эти недоумки… Что они вообще о себе возомнили? – сверкал и глазами и руками Майкл.

Грета стояла с вылупленными глазами, не понимая не только многих слов Майкла, но и такой бурной реакции. А какое при этом отношение к разговору имеет его мать, это слово она четко уловила, она не стала выяснять.

– Кто они? – спросила она.

– Да эти охамевшие пратиарийцы! – сокрушался Майкл.

Он не стеснялся в подборе слов. Скорее наоборот, старался придать как можно больше эмоций этому событию.

– Что такое недоумки?

– Наглые тупицы, – ответил Майкл, не столько стараясь аккуратно пояснить смысл слова, сколько продолжая расплескивать эмоции. – Они лишают нас права свободно изучать то, что нам интересно. Он ссылается на то, что, мол, этих занятий в расписании нет. Мы предложили включить занятия в расписание. Он сослался, мол, это лечебно-спортивный центр. Предложили придать ему дополнительно статус образовательного. Обещал переговорить с руководством. Но пока все запрещено!

Майкл больше говорил на человеческом, но, где знал, использовал пратиарийские слова, чтобы Грете было немного проще его понять.

– Жаль, – всего лишь сказала Грета.

Она не была приучена к подобному вольнодумству, тем более в отношении пратиарийцев. Ей даже не были знакомы подобные эмоции. Но от Майкла веяло яростью и проступившим от нее потом с адреналином. Она чувствовала, что волна чего-то нового медленно передается ей от собеседника. Все-таки ей нравились эти занятия, а, значит, где-то на эмоциональном уровне она была открыта к восприятию нового отношения. Именно туда и старался достучаться Майкл.

– Жаль? Всего лишь жаль? Это просто возмутительно! – взорвался Майкл. – Как ты можешь так просто относиться к этому? Пойми. Эти пратиарийцы просто взяли и запретили тебе делать то, что ты хочешь, что тебе интересно!

По выражению лица Греты Майкл понял, что она осмысливает услышанное. Конкретно она пыталась осознать, в чем же все-таки состоит суть противоречия между тем, что ей интересно, и запретом. В отличие от Майкла она воспитывалась в среде, где было принято соблюдать правила, и они не воспринимались как запрет того, что выходило за их рамки.

– Ну, мы что-нибудь придумаем, – попытался успокоить ее Майкл. – Они думают, что мы вот так вот просто подчинимся их запрету?! Гланды не лопнут?! В конце концов, совсем не обязательно проводить занятия здесь. А хотя бы на улице перед центром сядем! Пойдет ведь?

Грета задумалась: «Как это можно? Префер отменил занятия, но он все равно их будет проводить. И как это может быть? У нас на Клетионе никакие занятия на улице никогда не проводились. С другой стороны, а почему нет? Если это не противоречит правилам!»

– А вроде не плохая идея! – согласилась она. – А это не запрещено? И где Макар? Ты вместо него почему-то.

– А что, меня не достаточно? – Майкл улыбнулся и, слегка прищурившись, посмотрел в глаза Грете.

Грета застеснялась, хотя Майкл всегда вел себя с ней так. Впрочем, и с другими он вел себя так же. Но Грета еще не привыкла к подобным манерам, они ей по прежнему казались странными. Почему? Она не