– Матол, – вмешался один из людей, – надо двигаться.

Они проворно скрутили Килю руки за спиной. Кшештрим шатался, но выглядел лучше Тристе, грудой тряпья валявшейся под стеной. Матол покосился на нее и кивнул:

– Берите девку. – Он указал копьем на Тристе. – За кента мы будем в безопасности.

Кадена за шиворот вздернули на ноги. Связать ему руки ишшин не потрудились – слишком презирали, – но короткое лезвие ножа пристроили к горлу.

– Пошел! – прошипел Матол.

Каден пошел.

Несколько десятков шагов по коридору, поворот в другой, спуск по лестнице. Та привела в комнатушку с грубо обтесанными мокрыми стенами. Матол остановил пленника.

– Кента прямо перед тобой, ты лучше подготовься! – прорычал он.

Каден смотрел во все глаза. Он был настолько потрясен и разбит атакой, что думать забыл о ваниате. Не останови его ишшин, так и шагнул бы через врата навстречу небытию.

– Не знаю, сумею ли я, – тихо сказал он.

Матол только фыркнул над ухом и слегка надавил на лезвие, пустив кровь.

– Ах, ваниате, – насмешливо протянул он. – Методы хин куда мягче наших, зато менее действенны. Они привыкли обхаживать пустоту, как капризную девицу.

Ишшин осуждающе покачал головой:

– Наших методов монахи не одобряли, зато, – он пожал плечами, – никто не оспорит их действенность.

В нескольких шагах от них проступали из темноты кента – тонкая каменная арка под самыми неожиданными углами отражала свет фонаря. Тот, кто тащил на плече Тристе, без заминки шагнул в проем. Киля швырнули следом. Каден искал в себе просторную пустоту транса, тянулся к птице, что прежде указывала ему путь. Но птица, словно напуганная хаосом в его мыслях, не появлялась. Он звал ее – она ускользала. Он тянулся к ваниате – и не дотягивался.

Матол наблюдал за ним с хищной усмешкой:

– Трудновато? Не дается тебе спокойствие?

Говоря это, он глубже вгонял острое лезвие. Каден чувствовал, как кровь, заполнив ямочку у горла, стекает на грудь.

– Не отвлекайся на боль, – усмехнулся Матол. – Не время сейчас волноваться.

Боль. Каден целиком окунулся в свои ощущения и сам налег на нож, погружая его глубже в тело, пока боль копьем не ударила от шеи в плечо и вверх, в подбородок. Матол подталкивал его к кента, а Каден закрыл глаза, сосредоточившись на боли, и следил, как она разрастается, пускает зеленые побеги в трещины его сознания, разваливает здание мысли. Матол что-то еще говорил – Каден не слышал, пропуская в себя яркую зелень боли, которая вытесняла чувства, оставляя чистое пятно ваниате.

«Пора, – понял он. – Можно идти на ту сторону».

Он открыл глаза, увидел кента прямо перед собой и шагнул в них.

Ишшин ждали в шаге от врат, но они смотрели на Киля и Тристе. Каден не дал им времени перевести взгляд.

Он рванулся вперед, всем телом ударился в грудь того, кто стоял ближе. С первым ударом сердца слились крик Тристе и брань Матола, но в пустоте ваниате эти звуки ничего не значили и почти затерялись в воплях чаек над головой, в плеске волн под обрывом. На долю мгновения он ощутил хлестнувший по коже солнечный жар, менее этой доли враг пытался его оттолкнуть, но Каден крепко оплел его руками и уперся ногами, проталкивая себя и его в следующие кента – те, что, по словам Киля, вели в Рассветный дворец.

Ишшин пролетел в них первым, спиной вперед, но чудом сумел сохранить равновесие, как ни силился Каден сбить его с ног. Проваливаясь в кента, Каден чувствовал, как противник выпускает из рук оружие, освобождая руки для захвата и начиная разворот, который должен был закончиться броском. Каден не сомневался, что через считаные мгновения ткнулся бы носом в грязь, только он не дал противнику этих мгновений. Жаркое солнце погасло, когда они сквозь невидимую поверхность кента вывалились в каменную клетушку, со всех сторон освещенную факелами, – клетушку, где их ждала дюжина стражников, половина с арбалетами.

Один миг длилось молчание. Потом, обгоняя крики тревоги, сорвались с тетивы первые болты – вбитые в плоть рефлексы стрелков сработали быстрее мысли. Некоторые наверняка дали промах, но Каден ощутил толчки по меньшей мере двух попаданий, развернувших его вместе с ишшин. Тот не вскрикнул, даже не застонал, но Каден чувствовал, как замерло и обмякло пробитое сталью тело. Сейчас его должны были захлестнуть эмоции – облегчение, страх, злая радость, – но в пустоте им не было места. Одной цели он достиг, осталось много больше. Он быстро оттолкнул от себя труп, обвел взглядом круглую камеру кента и шагнул обратно под слепящее солнце.

Его отсутствие длилось мгновения, но все переменилось. Тот, кого он утащил с собой в кента, лежал теперь мертвым в потайной каморке под Рассветным дворцом, оставив Киля без охраны. А значит, хоть на миг кшештрим получил свободу. Связанные за спиной запястья не помешали ему шагнуть к кента капитула и подсечь ноги выходящему из них Матолу.

Удар был слаб, глава ишшин уже вставал на ноги, скалил зубы, зато Каден подобрал оброненный им накцаль – в ладонь легло прохладное гладкое древко. Свирепая схватка привела в себя Тристе. Девушка билась в руках врагов пойманной волчицей, орала, царапалась и кусалась. Ишшин был больше и тяжелее, но в Тристе снова пробудилась звериная сила, сломавшая не так давно руку Матола.

Каден обогнул их, безразличных и далеких изнутри ваниате. Он обдумывал варианты. В руке Тана накцаль был смертоносным оружием, Каден же не слишком представлял, за какой конец его держать. Целя по сжимавшему Тристе ишшин, он мог промахнуться, ранить девушку. Он искал пространства в мелькании конечностей. Сюда бы Валина или Пирр… Монахи не брали в руки оружия. Если Каден был еще жив, то лишь потому, что уклонялся, уходил от схватки, сталкивая врагов между собой. Люди Адива против ишшин, магнаты против императорской гвардии, солдаты по ту сторону кента против того, кого он к ним протолкнул. До сих пор этот прием действовал. Но здесь, на травянистом клочке суши, окруженном отвесными утесами и широким морем, не было места уклониться, отвести удар. Пришло время драться. А драться Каден не умел.

– Я передумал, – заговорил Матол. – Не отправлю тебя гнить вместе с учителем. Лучше здесь выпотрошу.

Он, не сводя глаз с Кадена, нагнулся за упавшим в траву мечом погибшего товарища. Зашевелились и другие ишшин, подняли клинки. Лица их замкнулись изнутри. Ваниате, понял Каден. Не он один действовал из пустоты. Все они ушли в ваниате – все, кроме забившейся с удвоенной силой Тристе.

Матол еще не закончил говорить, когда рядом с Каденом возник Киль.

– Режь, – приказал он, через плечо указывая взглядом на связанные запястья.

Матол нацелил на Кадена острие меча:

– Ты убил моего человека, чтобы помочь этому нелюдю. И сейчас ему помогаешь, пляшешь под его дудку, безмозглая кукла. Я вгоню эту сталь тебе в брюхо и полюбуюсь, как ты корчишься. Благодари меня – я оборву ниточки, на которых ты дергаешься.