Принцесса огляделась по сторонам, будто ища какие-нибудь предметы, которые могли помочь ей. В конце концов она просто села поудобнее, прижала большие пальцы к медальону-угрю и закрыла глаза.

Мэна попыталась успокоить разум и отринуть ненужные мысли. Не так-то просто избавиться от нагромождения кровавых картин дневного сражения, забыть о мертвом Аливере и поединке, когда все еще было возможно исправить… Да, Мэна отвлеклась. Задумалась о ненужном. Подобные вещи, казалось, только и ждали, чтобы напасть на нее из засады. «Оставь эти вещи позади, — сказала она себе. — Очисти разум. Думай только о сантот». Мэна не могла представить себе чародеев, поскольку никогда не видела их. Она попыталась определить местонахождение их энергии. Мэна вообразила ее в виде точки света в пустом небе, потом как намек на тепло в окружающем холоде, потом — как жизнь, пульсирующую в тихой вечности. Все это Мэна искала внутри своего разума, но ей казалось, что подобные вещи — не более чем ментальное упражнение. Они оставались в ней, не выходя наружу, в мир. Тем не менее Мэна держалась за них, как могла.

В какой-то миг она поняла, что нашла точку тепла, бьющейся жизни. Нет, не нашла… она создала ее. Мэна сосредоточилась на ней и подносила все ближе, и ближе, и ближе, пока тепло не оказалось внутри нее, в самом центре. Мэна попыталась сформулировать мысль и вытолкнуть ее наружу, но в голове было слишком много разных вещей, которые следовало сказать. Мэна не могла сжать их до одной фразы. Тогда она взяла их все вместе — все свои страхи, надежды, желания, стремления и мечты; все ужасы недавних дней, сцены кровавой бойни, антоков, поединок, смерть и страдания, ожидающие их утром. Она крутила их перед собою, как мяч, и толкала к свету. Если сантот способны понять все, что угодно, они поймут и это.

Решив, что она сделала все возможное для передачи послания, Мэна принялась слушать. Ждать. Искать ответ в тишине. Казалось, этому не будет конца, но она ждала — не зная, что еще можно предпринять. Просто ждала ответа.

Ответа не было.

Мэна открыла глаза, когда рассветный свет наполнил шатер. Она удивилась, поняв, что уснула, и села на одеяле. Мелио зашевелился возле нее. Снаружи слышались звуки просыпающегося лагеря. Кто-то прошел мимо — зашуршал песок под ногами. Мэна поняла, что Мелио больше не держит ее за лодыжку, и ей стало грустно.

Миг спустя вчерашний день хлынул в нее — воспоминания обо всем, включая и попытку вызвать сантот. Мэна старалась, потому что Аливер просил ее, но не получила ответа. Она слушала так напряженно и долго, что, в конце концов, провалилась в сон. Вот и все. Мэна даже не знала, сумела ли она на самом деле отправить послание. Возможно, она просто вообразила себе этот свет, нафантазировала что-то, сидя в шатре рядом с Мелио накануне последней битвы. Похоже, подумала Мэна, у нее ничего не вышло. Она старалась, но этого оказалось мало. Кажется, согласившись на поединок с Маэндером, Аливер совершил не одну ошибку, а целых две.

Реальность обрушилась на нее. Сегодняшний день уже настал, и вскорости все решится. Что ж, может быть, это не так и плохо? По крайней мере Мэна понимает, как она умрет. Маэндер точно знал, что произойдет с ним, и потому был так спокоен и уверен в себе. Он кивнул ей незадолго до поединка, но Мэна лишь теперь поняла, что хотел сказать мейнец. Он предрекал свое будущее. Нужно было снести ему голову с плеч в ту же секунду. А вместо этого Мэна позволила Маэндеру контролировать их мир, так что всем пришлось играть по его правилам… Вот когда она совершила первую ошибку.

Или дело вовсе не в этом? Мэна совершала ошибки и раньше, но не только они одни имели значение. Много что следовало бы изменить годы тому назад. Нет, не годы… десятилетия и века. Еще в те времена, когда Дающий ходил по первозданной земле. Кому-нибудь следовало пристукнуть Эленета, прежде чем тот совершил свою кражу. И если так, то не Дающий ли — главный виновник? Ведь это было его творение. Именно на него Мэне хотелось обрушиться с гневными обвинениями. Почему он допустил такое? Еще не успела высохнуть роса творения, как он позволил собственным детям предать себя! И почему ему наплевать на тех, кто теперь стремится сделать мир правильным и изничтожить все мерзости и грязь на земле? Мэна боялась этого вопроса. Он мог перевернуть все с ног на голову. Возможно, окажется, что она сама дерется вовсе не за праведное дело. Убийца, так легко впадающая в ярость, такая искушенная в кровавой резне. Может, Хэниш Мейн не более ужасный злодей, чем она сама? Может, и нет разницы между добром и злом?..

Чья-то рука откинула полог шатра, и поток света на миг ослепил Мэну. А потом она услышала голос Лики Алайна — странно испуганный, что никак не вязалось со старым генералом:

— Принцесса, идите сюда! Вы должны это увидеть. Что-то происходит.

Риалус Нептос был хлипким, миниатюрным человечком. Это было особенно ясно видно, когда он стоял рядом с воинами нюмреков — высокими, широкоплечими, мускулистыми. Твердые узлы мышц перекатывались под их красноватой кожей. А Риалус… Хорек в компании волков. Каждый из нюмреков, согнувшихся в три погибели под низким потолком подземного туннеля, мог схватить Риалуса за шею и за один миг вытряхнуть из него жизнь. Если бы Коринн не требовался переводчик, дабы разъяснить нюмрекам задачу, возможно, она попросила бы их сделать именно это. Как странно, подумала принцесса, что ее судьба зависит от таких сомнительных союзников.

Коринн редко доводилось встречаться с нюмреками. За девять лет своей жизни при дворе Хэниша она несколько раз сидела рядом с ними на банкетах. Но лучше всего Коринн запомнились переговоры, состоявшиеся вскоре после того, как ее захватили и вернули на Акацию. Тогда она видела нюмреков первый раз. Их кожа была бледной, даже, пожалуй, голубоватой. Они напоминали подземных жителей, внезапно оказавшихся под солнечным светом. Да, те нюмреки сильно отличались от ладных темнокожих созданий, каким они стали теперь. Коринн едва поверила, что перед ней одни и те же существа, но она помнила их манеру держаться, их тела — мускулистые и жилистые одновременно, и их большие головы с темными волосами. Тогда Коринн яростно ненавидела их. С тех пор ничего не изменилось, но ее чувства не имели значения. Только дело.

Еще несколько часов назад она лежала в постели рядом с Хэнишем, держа его за руку и слушая спокойное дыхание спящего любовника. В эту ночь они любили друг друга — неутомимо, страстно. Их обнаженные тела стали скользкими от пота и слез. Коринн тяжело дышала, прижавшись к Хэнишу, а он снова и снова повторял ее имя. А перед тем как предаться страсти, они просто лежали, обнявшись, и каждый старался поддержать другого в его горе. Известие о гибели братьев настигло их одновременно. Горькая ирония! Аливер и Маэндер — смертельные противники, чья вражда убила их обоих. Коринн и Хэниш — любовники, пытавшиеся сделать вид, что война за стенами дворца не имеет значения для их отношений…

Впрочем, все это было раньше, еще до рассвета. На самом деле, конечно, война имела значение, и Хэниш знал это — как знала и сама Коринн. Она рассталась с ним несколько минут назад, одарив Хэниша долгим, страстным поцелуем и пожелав успеха на церемонии освобождения предков. Пора, сказала Коринн, начать исцеление, прекратить безумную войну, положить конец старым распрям между народами. Пришло время отдать дань уважения мертвым. Коринн пообещала Хэнишу, что приготовится и присоединится к нему, но вместо этого пошла в свою комнату, заперла за собой дверь и выскользнула через тайный проход, о котором рассказал Таддеус. Она нашла Риалуса и нюмреков именно там, куда велела им прийти — в подземном туннеле, ведущем к дворцу.