Отдав приказ защищать тело Аливера, Мэна схватила оружие и кинулась навстречу врагу. Она, Дариэл, Лика Алайн и другие генералы старались привести свою армию в порядок и достойно встретить противника — тщетно. Солдаты утратили уверенность в себе. Они пытались выполнить приказания, но боевой дух армии был не на высоте. Люди испугались и растерялись, поняв, что Аливер не поведет их к победе. Король Снегов мертв. Он не выполнит своих обещаний, не даст им свободы и мира, не вычистит империю праведным мечом. И если он не способен этого сделать — как сумеют они?..

Битва кипела прямо среди шатров, над лагерными кострами, вокруг отхожих ям и складов продовольствия. В какой-то момент Мэна бросила попытки объединить солдат и ни о чем не думая кинулась в бой. Она ворвалась в ряды мейнцев, пылая жаждой убийства. Ярость полыхала в ней, кипела и бурлила — ослепляющая, всепоглощающая. Мэне казалось, что если она остановится хоть на секунду, ее разорвет изнутри. Она сражалась старым мечом, который вернул ей Мелио. Клинок вращался вокруг девушки, будто живя собственной жизни и следуя собственным смертоносным целям. Мэна лишь следовала за ним, все глубже врубаясь в ряды врага. Она знала, что сейчас ей лучше держаться подальше от своих: Мэна убивала слишком быстро, не успевая разобрать, друг перед ней или враг.

И хотя ярость гнала ее вперед, она не чувствовала радости от убийства. Наоборот. Это была кошмарная битва. Везде и во всем вокруг Мэна видела Аливера. Она рубила и резала, отсекала конечности, вспарывала животы, выпуская кишки — и в каждом убитом была частичка брата. Мэна знала, что убивает врагов — его врагов! — и все же он был здесь, во всех этих людях. В отрубленных руках, в озлобленных лицах, в остекленевших глазах и криках боли. Это сводило Мэну с ума. Она налетала как буря, безжалостно убивая и думая, думая, думая о брате. Мертвые тела, оставленные за спиной, исчислялись многими дюжинами. Если бы клинок Мэны не был откован из лучшей стали, он бы затупился или сломался еще до исхода дня. Но и к закату меч был по-прежнему остр; он без труда раскраивал черепа и проходил сквозь мышцы и кости, как через мягкое масло.

Наконец мейнцы отошли. Они не были побеждены, их даже не потеснили. Напротив. Глядя на акацийский лагерь и груды убитых солдат, мейнцы не сомневались, что завтрашний бой решит дело в их пользу. Халали приняли на себя удар мейнцев первыми. Воины Обадала полегли все до последнего. Тяжелая потеря. Даже те племена, которые враждовали с халали, боялись или ненавидели их, за время войны научились уважать этих отважных, гордых бойцов. Теперь все они были мертвы.

Келис, друг Аливера, получил удар копьем в живот и сейчас лежал в шатре, страдая от невыносимой боли. Никто не знал, дотянет ли он до утра. И сколько еще умрет за ночь? А сколько дезертируют, разбегутся по домам, жалея, что вообще ввязались в это смертоубийство?..

Когда Мэна возвращалась, руки ее дрожали. Подгибались колени. Она вся с ног до головы была покрыта засохшей кровью. Шагая по полю, Мэна ощущала на себе взгляды солдат. Даже Дариэл, который отдал приказ совершить бесчестное убийство, смотрел на нее в испуге. Может быть, они наконец-то увидели истинный облик Мэны? Ей хотелось заорать на них: ну что вы пялитесь?! да, я убийца! я Майбен! ярость — мое истинное лицо!.. Мэна шла среди трупов, зная, что каждый мертвец в поле зрения — дело ее рук.

Вечером пришел Мелио — обнял Мэну, укачивая как ребенка, шепча слова утешения. Мало-помалу она успокоилась, поверила, что там, на поле, не убивала снова и снова. Мэна помнила, как обвивала руками окровавленное тело брата. Оно было таким горячим; жар струился из него как из печи. Мэне казалось, что она чувствует в воздухе запах гари. Ей вспоминался жуткий момент, когда она прикоснулась к ране на шее, пытаясь понять, насколько та глубока — и почудилось, будто она в самом деле сунула пальцы в открытый огонь. Странное воспоминание; каждый раз, когда Мэна возвращалась к нему, она заново ощущала невероятную мягкость обнаженных тканей. Никогда прежде она не прикасалась ни к чему столь же мягкому, такому же нежному… и вместе с тем Мэна испытывала жуткое отвращение. Отчего-то казалось, что это ее пальцы нанесли страшную рану, что они могут резать так же легко, как клинок.

Все это было прежде. Теперь Мелио дремал в шатре, держа Мэну одной рукой, защищая ее даже во сне… Что за странная мысль? Неужели ей может понадобиться защита?.. Тело отчаянно хотело спать, но она не могла себе этого позволить, боялась, что ее бессознательный разум выкинет что-нибудь ужасное. Непоправимое…

— Как ты мог умереть? — снова спросила она.

В наступившей тишине пришло еще одно воспоминание. Разговор, который состоялся у них с Аливером перед поединком. Брат отвел ее в сторону, когда они вышли из шатра после совета, дождался, когда все остальные отойдут на приличное расстояние, а потом посмотрел Мэне в глаза.

— Если я умру, — сказал он, — сохрани Королевский Долг. Отдай его Дариэлу, когда решишь, что пришла пора. Я хочу, чтобы он забрал его. Тебе ведь он не нужен, верно, Мэна? Ты создала собственный легендарный меч. — Аливер улыбнулся. — И еще одно… это очень важно. Возможно, тебе придется вызвать сантот…

Мэна запротестовала было, но Аливер не дал ей договорить. Она должна быть готова, сказал Аливер. Если он умрет, все ляжет на ее плечи — ее и Дариэла. Дариэл обладает огромной внутренней силой, но он слишком эмоционален. Дариэл еще мальчишка, он не умеет контролировать свои чувства и быстро выпускает их наружу. Лишь Мэна может сосредоточиться и заглянуть за бурю, чтобы послать зов сантот.

— Но я не знаю, как это делается! — возразила Мэна.

Аливер улыбнулся.

— Научишься, когда придет время. — Он помолчал. — Я не собираюсь покидать вас сегодня, Мэна, но если так получится… и если наше дело окажется на грани провала — позови сантот. Поговори с Нуало. Он один из них. Очень хороший человек.

— А как же «Песнь Эленета»? — спросила она.

Аливер печально посмотрел на сестру.

— Не знаю. Думаешь, я разбираюсь в том, как все это делается? Вовсе нет. Хотелось бы мне, чтобы у нас была эта книга, но я позову сантот даже без нее. А потом… видно будет.

А после Аливер ушел на поединок и уже не вернулся…

Как он сказал? «Видно будет»? Разве можно обращаться с подобными силами мира столь легкомысленно и беспечно? Аливер говорил, что общается с сантот, но никогда не рассказывал об этом достаточно подробно, чтобы Мэна могла попробовать сама. Нужно открыть разум. Сперва требуется достичь спокойного медитативного состояния, освободив сознание от всех мыслей и думая только о тех, с кем хочешь связаться. Зов отделяется от тела, говорил Аливер, и ищет путь по собственному разумению. Это может занять много времени, но в конце концов в голове слышатся голоса, отвечающие на призыв. Сантот разговаривают словно бы изнутри, объяснял Аливер. Они даже могут читать мысли, хотя, как правило, сперва нужно сформулировать фразу, сосредоточиться и передать ее. Для такого общения нужно терпение, вера…

Да, Аливер так сказал. Нужна вера. То самое слово, которое Мэна прошептала на ухо Дариэлу. Но смерть Аливера доказала несостоятельность веры, ее бессилие. Может, так и есть, а может, это работает только во времена бедствий — великих несчастий, когда все иные средства бесполезны. Что ж, если так — случай как раз подходящий. Утром мейнцы их всех перережут. Они уже победили; завтра будет просто зачистка захваченной территории. А раз так, нужно опробовать веру еще раз. В конце концов, Мэна пообещала Аливеру, что постарается…