Началась контрреволюция. Как только известие о ней достигло Салоник, комитет предпринял решительные и быстрые действия в защиту конституции. В Стамбул было направлено подразделение Третьей армии под командованием энергичного генерала Махмуда Шевкет-паши, с Ниязи и Энвером в числе сопровождающих его офицеров и с молодым, многообещающим офицером по имени Мустафа Кемаль в качестве начальника штаба. Это была «армия освобождения». Пока войска Шевкет-паши окружали столицу, депутаты от обеих палат парламента прибыли в Сан-Стефано, где в качестве Национальной ассамблеи ратифицировали приказы, составленные лично генералом, как воплощающие волю народа. Генералу было необходимо объявить военное положение, наказать мятежников и сократить численность стамбульского гарнизона.

25 апреля его войска вошли в столицу. Две основные казармы города удерживались солдатами из Салоник, которые ранее сменили албанскую гвардию султана, но были подкуплены реакционерами. Они упорно сражались, но благодаря поддержке артиллерии были разбиты в течение пяти часов. Вскоре в руки армии освобождения перешел дворец Йылдыз, и люди в ту ночь могли видеть, как дворец погрузился в полную темноту. На следующее утро освободители прошли маршем по улицам города из дворца, ведя перед собой длинную процессию евнухов, шпионов и рабов султана.

Теперь Национальная ассамблея собралась при закрытых дверях, чтобы принять решение о судьбе самого султана. Абдул Хамид хитро избежал открытой демонстрации поддержки контрреволюционеров. Никто не сомневался в том, что он распределил большие суммы денег на всех уровнях, среди тех, кто инспирировал контрреволюцию; и общественное мнение, которое вначале предпочитало видеть его не более чем зрителем, пришло к пониманию того, что султан был если не инициатор, то прямой соучастник случившегося. В результате парламент принял решение сместить султана. В строгом соответствии со священным законом парламент спросил шейхуль-ислама, что делать с предводителем правоверных, который действовал в нарушение предписаний Корана и священного закона. Этот человек использовал деньги общества в нечестивых целях; не имея на это права, убивал, бросал в тюрьму и подвергал пыткам своих подданных и совершал прочие тиранические акты. Он также, «после того как связал себя обещанием исправиться, не соблюдает клятвы и упорствует в распространении несогласия, чем нарушает гражданский мир, вызывая кровопролитие». А если все обстоит именно так, является ли его смещение допустимым? На каждый из вопросов великий муфтий ответил «да».

После единодушного голосования комиссия парламента явилась к султану. Они вошли в большой зал дворца, где были его секретари и тридцать черных евнухов. Вскоре из-за ширмы появился Абдул Хамид, держа за руку своего двенадцатилетнего сына. Глава делегации поприветствовал султана и обратился к нему с должным уважением. Он зачитал ему текст фетвы, где говорилось, что он единогласно и по закону смещен и что султаном станет его брат Решад. Султан с достоинством ответил: «Это Кисмет» (рок, судьба). Потом он взволнованно спросил, будет ли ему сохранена жизнь. Депутаты ответили, что это дело парламента, действующего во имя справедливости, и турецкого народа, но они великодушные люди. После горестной литании самооправдания Абдул Хамид в отчаянии воскликнул: «Да покарает Бог творящих зло!» Один из депутатов шепотом повторил: «Пусть он это сделает!» Маленький принц разрыдался.

Султану сохранили жизнь. Поздно ночью его перевезли на железнодорожную станцию, где он ни разу не был, и оттуда отправили в Салоники. Там он вместе с двумя маленькими принцами и несколькими избранными фаворитами был интернирован на вилле Аллатини, в доме еврея.

Так был побежден и низложен современный османский тиран. Сначала уступив бескровной революции, потом потерпев неудачу в предательской контрреволюции, Абдул Хамид наложил свой отпечаток на режим, который, вопреки великому демократическому реформатору Мидхат-паше, навязал Османской империи. Такое реакционное правление оказалось несовместимым с тенденцией либерального прогресса, которая, несмотря на все недостатки и неудачи, медленно укоренялась, начиная с первой четверти XIX века, чему примером были соседние национальные государства Балкан. Ирония заключалась в том, что Абдул Хамид, не считая, что это будет стоить его же собственному режиму, сам, по сути, следовал этой тенденции, доведя до конца в своей империи реформы образования и административной системы.

Несмотря на всю бесчеловечность своего правления, Абдул Хамид может в исторической перспективе считаться достойным преемником, только с обратным знаком, своих ранних предшественников. Он не был завоевателем, как Мехмед II и Сулейман I. Скорее он был таким же решительным незавоевателем. Они были мастерами действия, а он — мастером бездействия. Он посвятил себя сохранению остатков своей империи, уклоняясь от войны, и таких иностранных связей, которые могли к ней привести. Непреклонный в своем изоляционизме, Абдул Хамид противостоял иностранцам посредством не позитивных военных действий, а негативных дипломатических ухищрений. Его цель заключалась в поддержании мира любой ценой, и он добивался этого все время своего пребывания у власти.

Такая политика включала постоянный отказ от согласия на иностранную интервенцию от имени его христианских меньшинств. Но от имени своих мусульманских подданных реакционер Абдул Хамид не был врагом модернизации. Наоборот, он был во многих отношениях истинным наследником Танзимата и султанов-реформаторов XIX века. Сам великий реформатор Махмуд II всегда искренне верил, что его демократические цели могут быть достигнуты только автократическими методами. Превратности реформаторского движения на протяжении века, с конфликтами идеологий и чередованием сильных и слабых султанов, доказали, что это правда. Конфликты прекратились после восхождения на престол деспота Абдул Хамида, который верил, что реформы — пусть даже с ограничениями — должны быть навязаны сверху и не следует поощрять их «прорастание» снизу. Обладая верховной властью монолитного режима и не имея преград в виде либеральной или исламской оппозиции, он реализовал многое из того, что безуспешно пытались сделать его более либеральные предшественники. Он, конечно, не занимался благосостоянием нижнего слоя общества и держал широкие массы турецкого народа в состоянии невежества, нищеты и общей отсталости. Это правда. Но если говорить о верхних слоях общества, он, по сути благодаря образовательной реформе, создал новый средний класс. В Турции наконец появилась полноценная гражданская служба, в которой страна, как развивающееся современное государство, остро нуждалась. Абдул Хамид использовал ее как инструмент своего пресловутого всемогущества — султана и халифа, — оставаясь сознательно слепым к реальным нуждам своего народа. Но тем временем сопутствующее распространение образования сформировало новое поколение турок, куда входили не только солдаты и гражданские служащие, но также такие профессионалы, как доктора, учителя, журналисты, купцы и промышленники, чьи умы волей-неволей пробудились и развивались, как реакция против реакции, стремясь к более широким прогрессивным горизонтам. Отсюда и революция младотурок.

Таким был парадокс поколения деспотизма Абдул Хамида. Нелиберальный и жестокий в своих методах, этот султан тем не менее открыл путь к более либеральному будущему для Турции. На протяжении всего периода мира дома и за границей он систематически заполнял вакуум, который следовало заполнить. Он создал в человеческом и культурном аспекте, а также с помощью технических средств коммуникации — телеграфа, железной дороги, книгопечатания — модернизированную структуру, в рамках которой Турция могла развиваться по своему усмотрению. Фундамент был заложен, декорации построены, актеры обучены. Оставалось только разыграть — в следующих поколениях — сцену превращения.