Нейтрально, безразлично отнеслись к перемене власти в Кремле 20% опрошенных в 1996 г., 18% опрошенных в 1997 г., 27,5% опрошенных в 1998 г. и 23,5% опрошенных в 1999 г.

Внутрипартийными играми считала все это заведующая отделом журнала «Вопросы языкознания» О.А. Лаптева: «Ну сняли, и сняли. Это все непоколебимо — Союз-то нерушимый». Сняли и сняли», — точно так же думала аспирантка биофака МГУ И.К. Шахова. Ее мать сказала: «Хоть черта поставь, — справедливости не будет». И тем не менее сама она, оставаясь равнодушной к происшедшему, понимала заслуги Хрущева: реабилитацию, пенсии, расселение из подвалов и коммуналок. Во всем этом видела только борьбу за власть жительница деревни Куроедово в Загорском районе Г.В. Соболева. «Они все такие, когда до власти дорываются», — говорил техник трамвайного депо им. Баумана А.И. Харитонов. «Что Хрущев, что Брежнев, какая народу разница?» — спрашивал спартаковский футболист Н.П. Симонян. Признавая, что «с едой стало хуже», слесарь ОМЗ А.А. Украев, тем не менее, думал: «Да все они одинаковые!».

«Сняли и сняли, нас никто не спросил», — говорила крановщица А.Г. Каготкина с Чусовского металлургического завода. «Сняли и сняли», — особенно об этом не задумывался лесник Хлебниковского лесопарка И.А. Городилин. «Нам сказали — ушел на пенсию. Ну может человек на пенсию уйти?» — думал тогда рабочий совхоза «Хмельницкий» Н.А. Бондарук. «Мало слышал», чтобы как-то судить, разнорабочий предприятия п/я 577 в Химках В.И. Лаврухин.

«Больше волновали собственные домашние проблемы» ткачиху из подмосковного села Ашитково З. С. Жирнову. «Нам было все равно, мы были люди молодые», — вспоминала работница Можайского хлебокомбината М.И. Бирюкова.

Был далек от политики инженер ЛИИ им. Громова в Жуковском В.М. Чельцов, считая, «что Хрущев, что Брежнев — все одинаково». Не обратила внимания парашютистка-орденоносец М.К. Анохина, точно также как и ее муж — летчик-испытатель Герой Советского Союза С.Н. Анохин, «человек абсолютно аполитичный». Политикой не интересовалась Г.М. Греханова, ткачиха Орехово-Зуевского комбината. «В политику не лезла» Л.И. Радина из деревни Митино около Павлова Посада.

Не произвело большого впечатления отстранение Хрущева на Т.И. Самородову, скотницу из села Ольявидово в Дмитровском районе: «Муж реабилитирован не был, легче жить особо не стало, надежда умерла».

Была уверена, что «это мало что изменит», работница Московской обувной фабрики «Буревестник» Г.С. Васильева. «Бессмысленно надеяться на хорошее», — говорила повар кафе-ресторана «Столешники» Е.В. Глазунова. «Это ход истории, и тут сложно что-то изменить», — философствовала повар из столичной столовой № 23 Р.И. Капошина.

Затруднились с ответом соответственно 4, 7, 0 и 1% опрошенных.

«Что-то не слышали», — отвечала З. С. Егорова из деревни Орешки в Лотошинском районе. «Так давно было, что забыла» Е.С. Иванова, поммастера с Орехово-Зуевского хлопчатобумажного комбината. Не помнит своего отношения Е.П. Лазарева, конюх на том же комбинате. Не смогла оценить это событие инженер треста рыбного хозяйства в Спасске Рязанском Р.М. Шепелева.

Нет ответа или он не поддается однозначному толкованию у соответственно 16,8, 2, 5 и 2% опрошенных.

Таким образом, перемены в Кремле и на Старой площади были встречены в партии и стране неоднозначно. Многие не скрывали своей радости. Среди них значительную, если не подавляющую часть составляли люди, не простившие Хрущеву того, что он лишил их предмета поклонения в лице Сталина. Многие не испытывали никаких чувств — ни положительных, ни отрицательных. Но были и такие, кто сожалел об упущенной возможности либерализации режима и опасался не просто очередного похолодания, а нового оледенения в политической и общественной жизни страны. Некоторые, самые решительные из них, расставшись с иллюзиями, вступили на стезю диссидентства. Другие, наоборот, укрепились в вере, что что-то можно сделать изнутри самой системы, если не сегодня, то завтра. И именно в это время принялись делать карьеру в аппарате. После смерти Петра Великого по этому пути шли П.И. Шувалов, М.И. Воронцов и другие будущие деятели «просвещенного абсолютизма», после смерти Александра I и поражения декабристов — Я.И. Ростовцев, П.А. Валуев, А.М. Горчаков, Д.А. Милютин и другие деятели «великих реформ». В 60-е годы начали делать партийную карьеру М.С. Горбачев и Б.Н. Ельцин. Вызревало поколение людей, которые, когда подоспело их время и когда они оказались у власти, попытались перестроить или разрушить эту систему.

Предложенное в данной монографии исследование позволяет более предметно и критично подойти к оценке первого послесталинского десятилетия в истории нашей страны. В литературе, особенно очеркового и публицистического характера, данный период характеризуется как время экономических и социальных реформ, как время перехода от жесткого тоталитаризма к более гибкому авторитаризму, отказа и осуждения сталинских репрессий, как «хрущевская оттепель», положительно сказавшаяся на самых различных сторонах жизни советского общества. В целом такая характеристика разделяется и нами. Но ее необходимо уточнить и дополнить.

И первый вывод, который хотелось бы сделать, заключается в том, что не следует резко и безоговорочно противопоставлять первые послевоенные восемь лет и последующие одиннадцать, связанные с именами Сталина и Хрущева. Идеи многих реформ, обычно приписываемых последнему, появились на свет еще в предшествующую эпоху и вызревали, ждали своего времени и своих реформаторов. И некоторые из них (например, идея децентрализации управления промышленностью) обсуждались на самом верху, и Сталин не всегда с ходу отвергал их. Причем теперь мало уже кто оспаривает тот факт, что первым после смерти генсека реформатором был вовсе не Хрущев.

Второй вывод, тесно связанный с первым, заключается в том, что не столько отношение к реформам разделило наследников Сталина на довольно причудливые и недолговечные группы и коалиции, сколько политический вес, наличие или отсутствие (до поры до времени умело скрываемое) личных амбиций.

Третий, вытекающий из первых двух, напрашивается сам собой: при любом раскладе сил, раньше или позже, но реформирование режима и модернизация государства, страны, общества стали бы осуществляться. Другое дело: как, какими темпами, в каких формах и какими методами.

Вектор преобразований, их направленность, не говоря уже о темпах и результативности, во многом зависят от личности руководителя, от широты его кругозора, от умения вникнуть в суть проблемы, вычленить ее наиболее сильные и слабые стороны, найти и сплотить союзников, изолировать противников, наконец, от решимости и политической воли.

Большую, во всяком случае не меньшую роль при этом играют и та часть «верхов», которую именуют аппаратом, элитой и т. п., и «низы», то, как они понимают свои собственные интересы и как умеют сопрягать их с интересами страны, в данном случае с интересами ее модернизации.

В условиях, когда впервые после нэпа начали совершаться робкие шаги отхода от наиболее разрушительных для общества и наименее эффективных для данного времени элементов военно-мобилизационной системы, установившейся в стране после революции (Ленин называл этот процесс «самотермидоризацией»), «низы» в обществе и в аппарате в силу ряда причин запаздывают с осознанием необходимости и возможности такого поворота, что ведет к возникновению известного недоверия к части наиболее «продвинутых» «верхов», появлению некоторых элементов оппозиции, консервативной по своей политической направленности, даже в чем-то реакционной по своим конкретным требованиям, но прогрессивной по своей политологической и социологической сущности.