Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мои дорогие! Нам грозит катастрофа. Приближаются великие несчастья. Лик Богоматери стал темен, и дух возмущен в тишине ночи. Эта тишина долго не продлится. Ужасен будет гнев. И куда нам бежать? В Писании сказано: “О дне же том и часе никто не знает”. Для нашей страны этот день настал. Будут литься слезы и кровь. Во мраке страданий я ничего не могу различить. Мой же час скоро пробьет. Я не страшусь, но знаю, что расставание будет горьким. Одному Богу известны пути вашего страдания. Погибнет бесчисленное множество людей. Многие станут мучениками. Земля содрогнется. Голод и болезни будут косить людей. Явлены им будут знамения. Молитесь о своем спасении. Милостью Господа нашего и милостью заступников наших утешьтесь.
Григорий»27.
Предсказания грядущей катастрофы – не пророчество. К декабрю 1916 года многие русские отчетливо видели, что кровавая революция смотрит им в лицо. Но предчувствие приближающейся смерти поразительно, и отрицать его невозможно. Похоже, Распутин действительно чувствовал, что жестокая смерть поджидает его за углом.
Все, кто видел Распутина 16 декабря, заметили, что он нервничал и был возбужден. Все началось с утреннего телефонного звонка. Распутин поднял трубку. Неизвестный голос угрожал убить его1. После звонка принесли несколько анонимных писем с теми же угрозами2. Затем сообщили, что Симеон Пхакадзе пытался совершить самоубийство, выстрелив себе в грудь, но лишь ранил себя. Обстоятельства были неясными, и Распутин решил, что это связано с Матреной3.
В тот день гостей у Распутина почти не было. Примерно в 11 утра приехали Симанович и епископ Исидор. Они пробыли три часа. Приезжала Муня – она провела на Гороховой весь день и начало вечера. Кроме того, на чай приехали княгиня Татьяна Шаховская, Екатерина Сухомлинова и Вырубова. Вырубова привезла икону, полученную императрицей в Новгороде. Распутин сказал, что вечером собирается к Юсупову – познакомиться с его женой. Вырубова удивилась. Ей было странно, что Распутин собрался к Юсупову на ночь глядя, но Распутин сказал, что все устроено, и родители Феликса не узнают о его визите. Вырубова и Муня пытались отговорить Распутина. Они твердили, что ходят страшные слухи, что ему нужно быть осторожнее. Но он никого не слушал. «Никто не помешает мне делать то, что я хочу. Я хочу поехать, и я поеду». Вырубова собралась уходить, и Распутин сказал ей: «Что тебе еще нужно от меня? Ты уже все получила…»4 Вырубовой это показалось странным, но она не знала, что ответить. Тем же вечером у императрицы она рассказала об этом визите. «Но это какая-то ошибка, – сказала императрица. – Ирина в Крыму, и в городе нет никого из старших Юсуповых». Александра задумалась, удивленная словами Вырубовой. «Это явно какая-то ошибка», – сказала она, и разговор перешел на другие темы5.
К одиннадцати вечера все разошлись. Родные стали укладываться спать. Матрена увидела, что отец надел голубую расшитую шелковую рубашку, бархатные брюки и начищенные черные сапоги. «Ты куда-то собираешься?» – спросила она. Матрена видела, что отец проявляет нетерпение. Он был рассеян и несколько минут ей не отвечал. Потом он посмотрел на дочерей, улыбнулся, погладил Варвару по лбу. «Да, я снова ухожу, мои голубки. Не тревожьтесь. Меня пригласили к князю Юсупову, и он заедет за мной после двенадцати». Он попросил девочек не рассказывать об этом Муне. Распутин проводил дочерей в спальню и перекрестил их на сон грядущий. Матрене его поведение показалось странным. И это был последний раз, когда они видели его живым6. Мария Журавлева, смотрительница дома, заперла тяжелые кованые ворота на ночь7.
Распутин лег в постель, но потом поднялся и пошел на кухню. Ему было трудно расстегнуть воротник, и он попросил Катю Печеркину помочь ему. И тут раздался звонок к черного хода. Был час ночи, 17 декабря. Распутин открыл. Вошел Юсупов. «Никого нет?» – спросил он. Распутин ответил, что все ушли, а дети спят. «Пошли, Маленький», – сказал он, и они вошли в его спальню. Когда они проходили через кухню, из-за занавески выглянула Катя. Она узнала Юсупова8.
Весь день заговорщики готовили место убийства в подвале дворца Юсуповых на Мойке. Они постелили ковры, повесили занавеси, поставили дубовые кресла и столы, принесли множество разных любопытных вещей. Слуги Юсупова, Григорий и Иван, помогали хозяину расставлять мебель, а затем приготовили бисквиты, пирожные, чай и вино. Юсупов провел несколько часов со своим наставником, полковником Фогелем. На следующий день ему предстоял экзамен. После ужина он ненадолго зашел в Казанский собор. Вернувшись домой, Юсупов еще раз осмотрел подготовленный подвал. «На столе стоял самовар и много разных печений и сластей, до которых Распутин был большой охотник», – писал Юсупов в своих воспоминаниях.
На шкафу стояли бутылки и рюмки. Комнату освещали старинные лампы цветного стекла, свисавшие с потолка. Тяжелые портьеры из красного штофа были опущены. В большом гранитном камине потрескивали поленья, рассыпая искры. Комната казалась изолированной от остального мира. Казалось, что бы ни случилось, события этой ночи навсегда останутся погребенными в тишине, царящей за этими толстыми стенами.
Скоро приехал Дмитрий, за ним остальные. Все собрались в подвале, чтобы осмотреться. Никто не произнес ни слова. Феликс достал коробочку с ядом из шкафа черного дерева. Натянув резиновые перчатки, Сухотин истолок кристаллы в порошок, а затем посыпал ими пирожные. По словам доктора, этого количества было достаточно, чтобы мгновенно убить нескольких человек. На столе стояли две тарелки с птифурами. Лазоверт взял все розовые пирожные (пирожные были розовыми и шоколадными), снял верхнюю часть, посыпал начинку цианидом и снова закрыл. Розовые пирожные он выложил на тарелку вместе с шоколадными. Перчатки Лазоверт бросил в огонь. Комната наполнилась дымом, поэтому пришлось открыть окна, чтобы проветрить. Заговорщики поднялись наверх. В гостиной Юсупов вытащил флаконы с растворенным ядом и передал один Дмитрию, а второй Пуришкевичу. Они должны были влить это вещество в две из четырех рюмок, стоявших за бутылками в столовой внизу, через двадцать минут после отъезда Юсупова. Все было готово. Юсупов надел тяжелую доху и большую меховую шапку, скрывавшую лицо. Доктор Лазоверт переоделся шофером, завел автомобиль, и они поехали на Гороховую.
Когда они уехали, оставшиеся заговорщики проверили граммофон, чтобы убедиться, что он работает. Музыка создала бы веселое настроение, и Распутин подумал бы, что веселье в полном разгаре. Пуришкевич достал из кармана тяжелый револьвер и положил его на стол Юсупова. Было пятнадцать минут первого. Через десять минут Пуришкевич и Дмитрий спустились вниз и влили содержимое флаконов в рюмки. Они надеялись, что Юсупов не ошибется, несмотря на всю нервозность.
Юсупов приехал на Гороховую в большом автомобиле Пуришкевича. Фонари были погашены, а номер прикрыт. Юсупов вышел из машины, подошел к смотрителю, сказал, что он к Распутину, и поднялся по черной лестнице. Было очень темно – или ему так показалось. Он позвонил, и его впустили. Проходя через кухню, он заметил, что на него смотрят. Он поднял воротник шубы и сдвинул шапку на глаза. «Ты чего так закрываешься?» – спросил Распутин. Он сказал, что никому не рассказывал об их договоренности и на ночь отослал агентов охранки. Юсупов помог ему надеть шубу. И тут у него проснулась совесть: «Мне сделалось стыдно и гадко при мысли о том, каким подлым способом, при помощи какого подлого обмана я завлекаю его к себе. Он – моя жертва; он стоит передо мною, ничего не подозревая, он верит мне… […] В эту минуту я был полон глубочайшего презрения к себе; я задавал себе вопрос: как мог я решиться на такое кошмарное преступление». Перед ним стоял Распутин, спокойный и ничего не подозревающий9. Он не знал, что перед ним стоит его убийца.