— Необычного?

— Ничего. Это платье.

— И чем оно лучше моего?

— Оно голубое! — полуэльфийка всплеснула руками, досадуя на мою недалекость.

Не хотелось обижать ее отказом, помня о вчерашнем, и да, голубой — мой цвет. Хотя я не ставила целью блистать на сегодняшнем приеме…

— Совсем другое дело, — улыбнулась Каролайн, когда я надела ее подарок.

Не знаю, что за чары она использовала в работе, но платье сидело идеально и тут же было причислено мною к ряду любимых вещей. Все же оно совсем не простое. Возможно, вещи, сделанные специально для кого-то, обретают собственную магию.

— Я хотела бы поговорить с вами, пока есть время, — полуэльфийка вернулась к отстраненному «вы». — Вы все еще сердиты на моего отца?

— Подарками вы пытаетесь загладить его вину? — предположила я.

— Нет, — ответила она. — Он ни в чем не виноват перед вами.

— Угу. Различие культур и никакой враждебности.

— Вы любите своего отца, Элизабет. Я помню, как вы говорили с ним по телефону. Вы не умеете скрывать эмоций. Я умею. Но своего отца тоже люблю. И мне неприятно, когда его считают хуже, чем он есть.

В искусстве сокрытия эмоций она и правда преуспела: речь, которая в моем исполнении звучала бы с возмущением и упреком, у нее вышла совершенно ровной. Потому и сложно верить в искренность эльфов: они кажутся бесчувственными. Но лишь кажутся, и Каролайн я поверила.

— Я не считаю вашего отца плохим или жестоким, — сказала я ей. — Но мы слишком разные. Мы, люди, не можем так легко отказываться от того, что нам дорого, ради каких-то принципов.

— С чего вы взяли, будто эльфам отказываться легко? Мы так же дорожим теми, кого любим. Но мы должны думать о последствиях, хотя иногда это тяжело.

— Вас не было в лечебнице, когда ранили вашего отца, — вспомнила я. — Почему?

Меня порадовало бы, прояви она чуть больше чувств и скажи, что не отправилась со всеми, потому что боялась изменить незыблемым законам нелюдей, расшвырять стражей и лично тащить лорда Эрентвилля на операционный стол, чтобы люди-целители спасли его, нарушая все запреты…

— Потому что в посольстве нет оружейной комнаты.

Я не сразу сообразила, о чем она говорит. В то, что лорд Эрентвилль случайно выстрелил в себя, я никогда не верила. Но… Каролайн?!

— Я телекинетик. Мне нужно тренироваться. Увеличивать вес поднимаемых предметов. Оттачивать скорость реакции… Официальная версия почти правдива: в отца никто не стрелял, он стрелял сам. Но не в себя. В меня. Это весело… было прежде. Он стрелял, я отбивала или ловила болты. На мне всегда была защита, отец сам ее ставил. Я доверяла ему в этом. А он доверял мне и щитов не держал. Болт развернуло так неудачно, что он почти не потерял начальной скорости… или это я оттолкнула его с силой…

Под внешним спокойствием Каролайн почувствовалась такая боль, что захотелось броситься к девушке, обнять, пожалеть… Но она не поняла бы.

— Это была случайность, — сказала я.

— Я знаю.

— Но продолжаете винить себя… А единорог без вас скучает.

— Тебе не понять, — Кара покачала головой.

— Мне? — я хмыкнула: кому разбираться в таких вопросах, как не последней наезднице? — Он видит далеко за пределами своего домика и знает, что случилось и как. И от вас… от тебя он не отвернулся.

Грайнвилль наверняка говорил ей что-то подобное, и ему можно было верить, с оглядкой на его дар и знания. Но Грайнвилль, по мнению Кары, пристрастен. Можно ли принимать как истину слова неравнодушного к тебе мужчины? Обманет и сам поверит, что непростительный проступок — всего лишь случайность…

…И боги не шлют вместо комет-телеграмм отравленного шоколада…

Я встряхнулась, заставив себя снова думать о Каролайн.

Хотя думать уже не о чем. Все у нее сложится. Не сегодня, так завтра наберется решимости и заглянет к единорогу, а уж он ей мозги вправит. И с Грайнвиллем они разберутся: он ждет, время у него есть. И у нее есть, пусть и намного меньше.

…Недавно я просила всего несколько дней, и мне бы этого хватило. Или нет. Теперь я этого не узнаю…

Пытка.

Можно было сколько угодно кусать губы и ломать пальцы, впиваться ногтями в ладони — мысли все равно рвались к нему.

Зачем? Почему? Почему он?

Я пыталась осмыслить это уже не раз. И нашла объяснение. Говорят, что чувства не поддаются логике, но я нашла. Что бы я ни испытывала к нему, с первого дня и до последнего, болезненный страх или не менее болезненную страсть, с ним я всегда была сама собой. Именно так. Не зная и не понимая, кто я, была все-таки собой.

Кем стану теперь без него?

— Пора, — отвлек от размышлений голос Кары.

Я думала, что прием будет закрытым, но народу в зале собралось даже больше, чем после полета «Крылатого». Если бы я догадалась спросить, мне, наверное, разрешили бы пригласить подруг.

— Нужно подойти к отцу, — сказала Каролайн, кажется, еще сомневаясь в том, что я смогу достойно держаться рядом с лордом Эрентвиллем.

Раздавшийся тут же громкий хлопок и магниевая вспышка слева заставили меня испуганно дернуться.

— Простите, не успела предупредить: отец разрешил репортерам и фотографам нескольких изданий присутствовать на вечере.

Дым от вспышки втянулся в маленький ящичек, стоявший на полу рядом с фотоаппаратом, но неприятный запах успел раствориться в воздухе. Заставил сощуриться и осел на губах горькой пылью.

— Леди Элизабет, — посол расщедрился на улыбку, и еще одна вспышка поведала о том, что сей невероятный случай войдет в историю.

Воздух сделался горше, но я улыбнулась в ответ:

— Лорд Эрентвилль.

В конце концов, он не виноват в том, что эльф. Да, они странные, другие, но они смогли сохранить единорогов и свой мир, в котором корабли летают по небу без воздушных пузырей и паровых движителей.

— Мисс Аштон, — Оливер Райхон изяществом манер почти не уступал эльфам.

— Добрый вечер, милорд.

— Прекрасно выглядите.

— Благодарю.

Стандартный набор фраз и комплиментов. Поклон. Поцелуй руки. И — словно в танце — смена партнера.

— Здравствуйте, мисс Аштон.

— Здравствуйте, доктор.

Дрожащие пальцы не успевают отогреться мимолетным прикосновением теплых губ.

Вспышка.

Деревянные коробочки, зачарованные на то, чтобы убирать дым, не справлялись. Отчего бы еще все плыло, подернутое белесым туманом? И эта горечь…

— Тебе нехорошо? — Кара заботливо взяла под руку.

— Это от дыма. Наверное, у меня аллергия.