— Отключается сеть порталов, — дошло до меня.

— Именно. Так что далеко твой доктор не уйдет.

Гроза? В марте? А говорил ведь, что даст мне только одно чудо…

— Это не для тебя, — проворчал Мэйтин. — Для него. Хотя уже не знаю, нужно ли ему такое непутевое счастье… Ну чего ты встала опять? Флажком тебе махнуть?

Однажды я тебя все-таки расцелую, боже!

А счастье я, может, и непутевое, зато быстрое. И если бы не каблуки, не пышные юбки, не норовившие кинуться мне под ноги люди и эльфы, была бы еще быстрее. Если бы не тяжелая входная дверь и не охранявший ее страж, то ли тугоухий, то ли тупоумный, не понимающий с первого раза, что да, леди уже уходит. Если бы не мокрые ступеньки и скользкая дорожка. Не дождь, в секунды намочивший меня до нитки…

Вылетев за калитку, я остановилась и огляделась неизвестно зачем, ведь от посольства вела всего одна дорога, и расчерчивающие небо молнии уже высветили на ней одинокий силуэт.

Но я осмотрелась все-таки. Наверное, не до конца еще поверила, что все будет так легко. Испугалась, что кто-нибудь или что-нибудь помешает…

И побежала еще быстрее.

— Бет? — он обернулся, когда между нами осталось всего несколько ярдов. Видимо, услышал шаги за спиной. — Бет, что вы… О боже!

— Я не боже, я счастье, — бормотала я, пока он кутал меня в свое пальто и оттирал щеки от слез вперемешку с дождевыми каплями.

— Горе вы, — прижал меня к себе, коснулся губами мокрого лба. — Давно в лечебнице не лежали? Простудиться хотите? Разве так можно?

— Нельзя, конечно, — всхлипнула я, подставляя лицо под дождь и поцелуи. — Нельзя. Я за ним… а он про простуду… Немедленно говорите… Говори, что любишь и жить без меня не сможешь!

— Смогу, — он обнял меня так, что дышать стало трудно. — Смогу, но не хочу этого безумно.

А о любви он ничего не сказал. Но это было и не нужно. И если бы выключили дождь, стало бы совсем хорошо. Но Мэйтин то ли забыл о нас, то ли скромно решил не подглядывать.

Однако следили за нами не только боги, но и люди. Причем люди инспектора Крейга. Они не отводили стыдливо глаза и об увиденном докладывали сразу начальству. А начальство было не менее благосклонно к нам, нежели один белобрысый чудотворец, и вскоре нас нагнал «случайно» проезжавший мимо автомобиль с красующимся на дверце значком полиции академии, который не догадались или не посчитали нужным спрятать.

— Добрый вечер! — перекрикивая рев мотора и шум дождя, проорал из притормозившего авто улыбчивый до оскомины дядька. — Сеть накрылась? Подвезти?

— В Северный поселок, если вам по пути, — ответил Эд, не выпуская меня из объятий.

— По пути. А куда мисс?

— Миссис, — поправил мой невозможный доктор. Задняя дверца машины распахнулась перед ним, и меня бережно сгрузили на сидение. — Миссис Грин. Моя жена. И ей, естественно, туда же, куда и мне.

Сел рядом со мной, и я уткнулась ему в плечо, пряча раскрасневшееся лицо. Глупая мышка: поздно прятаться, мышеловка захлопнулась. Маленькая уютная мышеловка с кусочком сыра щелкнула перед носом дверцей, а мышка осталась снаружи, свободная и испуганная этой свободой.

Потом был дом. Тепло очага. Снова вспыхнувшие щеки, когда с меня со смешливым ворчанием стягивали вымокшее насквозь, липнущее к телу платье. Дрожь по коже, вовсе не от холода…

Толстый махровый халат, мягкое кресло и чай с лимоном.

Обманчивое умиротворение домашнего вечера, которому просто невозможно было закончиться так, хоть в какой-то момент и показалось, что ничего сегодня уже не случится. Только и душа, и тело отозвались на эту мимолетную мысль таким возмущением, что остатки сомнений смело напрочь.

Да и были ли они, эти сомнения?

Только счастливое недоумение от того, каким пугающим и волнующим ощущается каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждая ласка. Словно и не было той, другой жизни, не было других мужчин… глупый сон…

Лишь теперь все по-настоящему.

И неловкость первых движений.

И жгучая отчаянная решимость, захлестнувшая вдруг с головой, не оставив никаких мыслей и желаний, кроме одного.

И боль — обязательная, но ничтожная плата за счастье обладать и принадлежать. Ничтожная, несоизмеримая с пришедшей неизвестно откуда уверенностью, что никогда и ни в чем больше он не причинит мне боли, и с тем, как легко и хорошо стало после, когда, прижавшись щекой к его плечу, засыпала с улыбкой, зная, что самый главный и сложный выбор сделан, а все остальное не так уж важно, чтобы нельзя было забыть о нем хоть до утра, хоть до конца жизни…

Что может быть лучше, чем проснуться рядом с любимым мужчиной? И ничего, что вместо него на соседней подушке разлеглась бесцеремонно полосатая серая кошка; означенный мужчина ведь тоже рядом: сидит на полу у камина, закутавшись в халат, и шуршит какими-то бумагами.

Удивительно, насколько то, что мы видим, зависит от того, как мы смотрим. Эд ничуть не изменился, минувшая ночь не превратила его в прекрасного принца, но в нем не было ни единой черточки, которая мне теперь не нравилась бы. Я помнила, какими нежным могут быть его губы, как щекочут шею его волосы, а пальцы вычерчивают узоры на моей коже. Знала уже, что тело у него гибкое и поджарое, а силы хватает, чтобы без всякой магии носить меня на руках…

— Чему ты улыбаешься? — перехватил он мой взгляд.

— Всему, — ответила я честно. — Что делаешь?

— Разбираю почту.

— Почему здесь?

— Чтобы ты проснулась и спросила.

Как ему это удается — говорить все и ничего? Ведь ясно же, что действительно устроился здесь, чтобы быть со мной, когда я проснусь, — так почему бы и не сказать прямо? Хотя прямо — неинтересно. Наверняка, если вспомнить наши прежние разговоры, в них найдется не одна подобная фраза.

Но одно уже сейчас понятно: дела ради меня не забросят.

— Потом в лечебницу? — спросила, готовясь услышать: «Конечно да».

— Нет. У нас выходной.

— У нас?

— У меня точно, я уже предупредил Кленси, — он сложил часть писем в стопку, остальные сгреб и швырнул без сожаления в камин и через секунду уже лежал на кровати рядом со мной. — А ты куда-то собираешься?

— Ага. В ванную. Не подсматривай.

Зная, что он все равно не послушается, быстро выпуталась из одеяла и натянула висевшую на спинке кровати сорочку.

Единственной моей проблемой сейчас было отсутствие зубной щетки, но один раз можно было обойтись и пальцем. Обо всем остальном я решила сегодня не думать: ни о библиотекаре, ни о том, что едва обретенное счастье скоро закончится… Для меня. Но боги не злы: я вернусь в свой мир, а у Эда останется его Бет…