Он перепрыгнул бревно, и грязь на его башмаках превратилась в чистый гелий: и пусть никто-никто даже не сомневается, он это сделает, ей-богу, сделает!..

В своей хижине Индианка Дженни напевала над астрологической картой, которая непостижимым образом покрылась вдруг узором из сплетенных колец, каждое — точно с донце стакана! Ли потягивал кофе в «Морском Бризе». В доме Вив домыла посуду и думает, чем бы теперь заняться. Джен с детьми остались сегодня в своем новом обиталище, хлопот стало куда меньше. Приятно все-таки отдохнуть от суеты. Я, конечно, очень рада Джен и детишкам, и мне будет их не хватать, когда они переедут, но приятно хоть немножко отдохнуть. Ох-ох-ох, как же здесь тихо, когда никого нет…

Стоя посреди просторной гостиной, глядя на реку, наслаждаясь отдохновением и щемящей радостью, почти тревожной… будто я что-то предчувствую, и оно вот-вот разразится. Кто-то из малышей — ревом, наверное. Знаю, что меня успокоит: хорошенько поваляться в горячей ванне. Просто какая-то Принцесса Белоручка-Беложопка, а? Но, бог мой, как же тут спокойно и тихо…

Хэнк утер нос влажным рукавом свитера, торчащим из-под пончо, снова стиснул пилу и вгрызся в дерево, пока еще стоявшее перед ним, чувствуя, как отдохновение труда, простого незатейливого труда, теплой волной разливается по всему телу… (Будто сон, что-то вроде. И расслабуха — больше, чем от иного сна. Никогда я не был против повкалывать. Я бы прекрасно мог работать по-простому, от звонка до звонка, с восьми до пяти, и чтоб только пальцем тыкали, от сих до сих. Только б по уму, конечно, тыкали. Да, мог бы…) Все шло замечательно. Деревья валились куда надо, ветер оставался умеренным. Генри, когда мог, помогал выбирать стволы, прикидывать путь, заводить домкраты, замещая своим опытом кости, которые, как он знал, были хрупче мела… присвистывая, сплевывая, уверенный в том, что можно совладать, даже если во владении остались лишь ноу-хау, даже если ноги как масло, а руки как стекло, и ничего, кроме этого ноу-хау — и все равно можно совладать! Ниже по склону Джо Бен обстригал двадцать пять ярдов своего нового бревна, наслаждаясь визгливым трепетом пилы в руках, что отдавался в спинных мышцах зарядами электрического могущества… пошла зарядка, о да, рубильник на полную, о да, еще немного — и я схвачу эту деревяшку и хрустну об колено! И скажите, что не…

На прилавке «Морского бриза» стояла коробка с пластинками молодежной музыки. Чтобы скоротать время (я сказал себе, что жду, когда отец покажется из «Коряги» через улицу), я предпринял исследование современных вкусов Юной Америки. Посмотрим-ка… вот у нас Терри Келлер, «Вместе с летом» — очень мило — «Чужак на берегу» — сочинения — кого? — Мистера Экера Билка. Эрл Грант, «Нежный свинг»; Сэм Кук, «Твист всю ночь напролет»; «Кингстон Трио» — «Джейн Джейн Джейн»… Бразерз Фор… «Хайвеймен» (поют про «Любителя птиц из Алькатраса», балладу, основанную на фильме, основанном на книге, основанной на жизни житуна, который, наверное, и слыхом не слыхивал про «Хайвеймен»…) «Скайлайнерз»… «Джой Ди и Старлайтерз»…[92]Пит Хэнли со своей «Дарданеллой» (это-то как сюда попало?), Клайд Мак-Кто-то просит «Забудем Прошлое» …[93]а вот и номер один в хит-параде кафе «Морской Бриз»: официантка с трехфунтовым носом под тридцатью унциями пудры, под аккомпанемент посудомоечной струи исполняет композицию «Чего торчишь тут?».

Я пробормотал в кофейную чашку:

— Жду, когда милый папочка заберет меня отсюда. — Но это никого не убедило…

Склон звенел надрывным рыданием лесоповала; зуд работы в лесу — будто осы в дощатых стенах. Онемевшие ноги отмечали удары о холодную землю лишь болезненным кряхтением костей. Генри подтащил домкрат к очередному бревну. Джо Бен подпевал своему радио:

Он к пресветлой вере льнет —

В том спасенье от невзгод…

Лес бросил в контратаку на защиту своих извечных владений все извечные средства, изобретенные природой: ягодные кусты возводили колючие баррикады; ветер бомбил подгнившими бронебойными сучьями-вдоводелами; валуны молчаливыми надолбами выползали из земли, блокируя дотоле свободное и легкое продвижение; ручейки выползали из своих траншей, обрушивались ледяной бурой лавой… А верхушки огромных деревьев, казалось, цеплялись за самый дождь, миллионами зеленых иголок лихорадочно пришивали себя к небу.

Но деревья продолжали валиться, вздыхая тяжко и протяжно, «каабухаясь» в губчатую землю. Чтоб быть остриженными и распущенными на бревна, стащенными и спущенными в реку с обескураживающей регулярностью. Против всех сил, что могла выставить природа в оборону.

Льнет, клонится к вечным дланям.

С прошествием часов, отмерянных падениями дерев, эти трое приспособились к рабочим возможностям и недостаткам друг друга. Слов меж ними было мало, изъяснялись они безмолвным языком общего труда, сплачиваясь во все более умелую ударную бригаду, лихо наступавшую на крутой склон. Они стали почти одним человеком, одним тружеником, знающим, как применить свое тело и умение без лишней траты сил и двойной работы разных членов.

Генри выбирал деревья, намечал их путь к реке, ставил домкраты в наиболее подходящие места. И отступал в сторонку. Вона как поехала, а? Можно поиметь их, не имея ничего, акромя опыта и сметки, и черт меня раздери, если не так… Хэнк без устали, как машина, валил и обстригал деревья, и громоздкая пила молнией мелькала в его длинных канатно-жилистых руках; работал он без спешки, но методично, механически и уж конечно брезговал неизбежными для любого другого работяги перекурами, а прерывался лишь, чтоб заправить пилу или вложить новую сигарету в угол рта, когда губы чувствовали слишком близкий жар от прежней, — он доставал пачку из кармана, вытряхивал сигарету, брал ее губами за кончик… и только тогда впервые прикасался к окурку грязной перчаткой, чтоб возжечь им новый дым. Подобные пунктирные паузы были кратки и широко разбросаны по его упрямой трудовой прямой, и он почти ликовал, снова окунаясь в свой ударный ритм — не думать, только работать, как эти, от звонка до звонка, с восьми до пяти, и не брать в голову всякий мусор, пусть лишь меня направят и укажут мне, как лучше. Как было когда-то. Покойно. И просто. (И за все эти часы я даже не вспомнил о Малыше, не задумался, где он сейчас.) … А Джо Бен взял на себя основную долю работы с домкратом, перебегал от одного ствола к другому, там чуть подвернет, тут чуть подтолкнет, и — оп-па! Пошла-поехала, споро-скоро, да по косогору! О'кей — а теперь туда, дальше бревна домкратом низвергать, круть-верть, скрип-кряк-плюх. О да, кайф, кайф! Шуууууум, вниз до речки — и лови еще подарочек, Энди, старина, огромный, как ковчег… и спина его бугрилась горами радостной энергии, и восторг веры рос с каждым новым бултыхом бревна в реку. Кто верует — и горы в море свергнет и сверзнет, и только Богу ведомо, что еще… и он направлялся к очередному бревну — бежал вприпрыжку бескрылой птицей в оперении дерна, хромовой кожи и алюминия, а радио болталось и вопило из-под горла: