Ты к Спасителю прильни

К дланям вечным лик склони…

И все трое, притершись друг к другу, соединились совершенно… некое подобное и прекрасное единение можно изредка наблюдать в джаз-бэнде, когда у него взаправду получается, когда музыканты свингуют разом, или же когда баскетбольная команда на своем поле и до того выкладывавшаяся из последних сил, внезапно вдохновляется вторым и многими дыханиями, единым дыханием, и разом вырывает победу у пришельцев… ребята знают, что проиграть невозможно; потому что все — передачи, ведение, розыгрыш — каждая крошечная деталька идеально притерта к другим. И когда такое происходит, каждый зритель понимает, что они… будь то пять парней в баскетболе, или четверо в джаз-бэнде, или же трое лесорубов… что они, эта команда — вот сейчас, вот в эту секунду — лучшая в своем роде на всем свете! Но чтобы стать таковой, команда должна задействовать все свои компоненты, и наилучшим образом подогнать их друг к другу — и все их безжалостно бросить на алтарь победы, возводя их к абсолютным вершинам и выше.

Джо чувствовал это единение. И старик Генри. А Хэнк, наблюдая работу своей команды, ведал лишь ее красоту и был до головокружения счастлив, легко и свободно крутясь колесиком этого замечательного механизма. Но не думал о безжалостном порыве. И не думал о том, что они стремятся к своему пику, подобно тому, как машина, что слишком долго несется на полной скорости, продолжает реветь цилиндрами, уже не разгоняясь и не ведая критической точки своего ресурса, и летит мимо нее и к ней с той же скоростью, на тех же оборотах, и в том же ревущем молчаливом неведении. Лишь радио пробивалось сквозь раж лесоповала:

К дланям вечным лик склони —

От невзгод спасут они.[94]

Дымчатая стеклянная дверь «Морского Бриза» распахнулась, и из дождя возник какой-то прыщавый Адонис. Зашел и уселся у стойки рядом со мной, явно замышляя похищение трехнедельной шоколадки с прилавка подле кассы — чревато для него парой месяцев за мелкую кражу и усугублением прыщей.

— Миссис Карлсон… Я тут подумываю прокатиться по реке до Шведской лощины, чтоб с Лили повидаться, и я поеду мимо дома Монтгомери. Это если вы желаете навестить свою маму, — один глаз — на несвежей шоколадке, другой — на еще более несвежей официантке.

— Нет, не сейчас, Ларкин. Но спасибо за предложение.

— Ну тогда ла-ана! — Цап! — Ну, до свида-анья.

Когда он отвернулся от стойки, наши глаза встретились, и мы застенчиво ухмыльнулись друг другу, похвалившись своими тайными грешками. Он поспешил к своей машине, но на улице стоял, колеблясь, несколько минут, тревожась на предмет моей сознательности: не лучше ли вернуться и расплатиться за умыкнутую шоколадку, покуда я не заложил. А в лесу падают деревья, и дождь ломтями кромсает небо… а я в кафе колеблюсь, тревожусь на предмет своей сознательности: в уме ли я, что дурачу себя столь долгим ожиданием папаши?.. В лесу, склонившись над бревном, старик Генри умело заводит домкрат между пеньком и стволом, точь-в-точь как, ей-богу, делал это в былые деньки, хоть, может, и не такой я нынче живчик, как в былые-то деньки… И еще я недоумеваю, почему бы не выйти и не попросить прыщавого воришку подвезти меня. Почему нет? Он едет к дому Монтгомери, прямо мимо нашего дома. Он мой должник, при таком-то компромате на него! Джо Бен сбегает по склону, перепрыгивает через папоротники прямо к сползающему бревну, и втыкает свой домкрат, не дожидаясь остановки, потому что не надо тормозить, когда сомненья прочь, потому что когда не сомневаешься — ты уже у Христа за пазухой, в пуховом платочке, в меховом мешочке… И вот я сполз с дермантинового стула, зачерпнул сдачу из кармана, чтоб оплатить окончательный счет, и поторопился к двери — исполненный решимости сделать ход, покуда порыв не иссяк… А Хэнк выдергивает, пилу из огромного замшелого ствола, едва тот кренится; отскакивает, глядит, как в вышине клонится верхушка, качается, все быстрей, свистит и охает, всасывая серый дождь — и валится, ровно так, как я люблю: просто, прямо — бух! Ну разве не счастье, ну разве не чудо?… и поспешая, я представлял себе: привет, Вив, вот и я; готова ли ты, нет ли! «Что такое?» — восклицает Вив, но то лишь собаки скребутся у крыльца, требуя обеда. Она откладывает расческу, откидывает волосы назад. Ли поддергивает воротник, делая шаг в дождь. Прыщавый парень паникует при его приближении и уносится на своей машине. Хэнк вырубает пилу, чтоб заправить. Прикуривает очередную сигарету, снова заводит четырехсильный движок. Старик Генри жонглирует табачной жестянкой, руки его закоченели. Джо прыгает, спотыкается, падает, жертвуя лоскуток кожи с подбородка настройке громкости на своем транзисторе, музыка обрывается. Внезапное затишье шипит горящим запальным фитилем под сырым небом. Все замирают, замечают эту давящую тишину, но тотчас спохватываются, хватаются снова за работу. Ли бредет по гравию на восток. Вив кормит собак. Хэнк давит большим пальцем кнопку смазки на пиле. Генри заправляет рот порцией табаку, хрипит, сплевывает. Джо Бен снова включает радио, убежденный, что падение, ей-богу, улучшило прием… Бёрла Айвза:

Гуляю я по городу, без страха и забот

Иду все время прямо я, беспечный пешеход.

И фитиль выгорел, и лес расстался с недолгим затишьем.

И тяжкое, пропитанное дождем дыхание ветра наваливалось с реки, сминая папоротники и чернику; и «идешь по жизни ты — так цель узри…», и Хэнк чувствует, как воздух над головой набухает этим ветром, вбирает его в себя; пила, только что откусившая толстую ветку поваленной ели, взрыкивает от своей свободы, Хэнк поднимает взгляд, хмурится еще до того, как услышал! очумелый скрежет коры, он оборачивается к бревну как раз вовремя, чтоб узреть ослепительный желто-белый оскал клыков щерящихся из мшистых губ пасть скрежещет злостью на его пилу выхватывает из рук яростно сплевывает машина визжит от ужаса норовя зарыться в землю спасаясь от мстительного леса за спиной старого Генри, который бросает свой домкрат Ё! когда на него накатывает вал грязи и хвои как черный черт! дождь и пусть глаза мои не те что бывалоча миг чтоб соскочить по склону где Джо Бен слышит вопль металла за занавесью папоротников но когда нет сомнения в сердце где Хэнк? резко оборачивается, бросив свое бревно, видит, направляет меня, и наставляет, и все что я хочу, чтоб было тихо и мирно, как во сне с восьми до пяти, и ни тревог, ни забот о том… как бревно стоймя всей массой обрушивается на Генри РУКА БОЖЕ здоровая черт БОЖЕ БОЖЕ оставь старому ниггеру хоть немножко руки чтоб засадить домкрат! неловко помахивает и через миг исчезает в оскале клыков и бревно скачет танцует по косогору будто ублюдочный дрын решил встать и поискать свой пень! зеленым кулаком прихлопывает Хэнка в плечо пляшет будто эта блядь ублюдочная озверела от своей смертушки спрыгивает отхватывает старику руку сшибает меня с ног надрывается «Джо! Джоби!» последний из нас и руки его раздвигают папоротник и затупленный белый круг скалится щерится разрастается над глинистой канавой ууп! взметнулся в отчаянном заднем сальто над папоротниками, над берегом, и не то чтоб по-настоящему испугался, ужаснулся, или вроде того, просто легкий, точно грязь на башмаках обернулась крылышками… и висит в воздухе над берегом какое-то мгновение… чертик из табакерки на пружинке… выпрыгивает Oп! из своей табакерки и катится кубарем через кустарник… на лицо нахлестывает краснота стариковской руки сломана грабля до самой блядской косточки разодрана… зависает, подпружиненный Оп! на секунду уродливая гоблинская физиономия красна и по-прежнему весело ухмыляется все о'кей Хэнкус о'кей и можешь не думать мать твою что эта ветка которую срезал натворила бы и падает и шлепается на глинистый берег если бы только Берегись! не этот домкрат Берегись! не волнуйся Хэнкус лицо такое же красное как стариковская БОЖЕ блядина, оставь мне хоть что-то чтоб драться с РУКА БОЖЕ моя здоровая РУКА Берегись! только не волнуйся, Хэнкус никогда не сомневайся шлепается утыкается в грязный берег прямо у тропинки БЕРЕГИСЬ, ДЖОБИ плюхается, качается, помахивает, будто беглое бревно прощается с поддомкраченным собратом, валится набок СЗАДИ спиной в воду по-прежнему уверенный и беспечный наполовину в реке почти что прихлопнуло «почти» не в счет бревно, поперек ног, обеих, и замирает.