Я отметила, что отсутствие международного единства и решимости может негативно повлиять на те цели, которые пытается обеспечить Китай: сохранение стабильности на Ближнем Востоке, поддержку стабильных цен на нефть и защиту восстанавливающейся мировой экономики.

— Мы хотим избежать того, чтобы события вышли из-под нашего контроля, — добавила я.

Дай Бинго признался, что он также был разочарован сложившейся ситуацией, но все же проявил оптимизм. На тот момент я была с ним солидарна. Мы продолжили переговоры с Китаем и Россией. Разногласия постепенно преодолевались, и появилось ощущение того, что мы были уже близки к соглашению, которое предусматривало самые жесткие санкции.

Однако внезапно, когда наша цель так близка, события снова приняли неожиданный поворот. На полной триумфа пресс-конференции, состоявшейся в Тегеране 17 мая 2010 года, президенты Бразилии, Турции и Ирана объявили, что они достигли соглашения об обмене низкообогащенного урана на топливные стержни для реактора. На первый взгляд это соглашение ничем не отличалось от того предложения, которое Иран получил в прошедшем октябре. Но на самом деле данное соглашение содержало ряд серьезных изъянов. Оно не учитывало того факта, что Иран после предыдущего предложения продолжал обогащение урана в течение нескольких месяцев, и после передачи такого же количества урана у Тегерана оставались бы значительные запасы этого сырья. Еще одним отличием от октябрьского предложения было то, что иранцы сохраняли право собственности на уран, который они передавали за рубеж, а также право в любой момент потребовать его возвращения. Однако наиболее тревожным был тот факт, что Иран оставлял за собой право на обогащение урана до более высокого уровня, и ни один пункт нового соглашения не лишал его этого права и даже не допускал возможности обсуждения этого вопроса с участием МАГАТЭ или группы «5+1». Короче говоря, это соглашение позволяло Ирану получить топливные стержни для исследовательского реактора, но не снимало опасений мирового сообщества относительно его незаконной программы по созданию ядерного оружия. Учитывая все обстоятельства, я была уверена в том, что это была попытка Ирана сорвать наш план добиться в ООН принятия санкций. Вероятность того, что попытка Тегерана увенчается успехом, была крайне велика.

С тех пор как в октябре 2009 года соответствующее соглашение не было подписано, Турция и Бразилия неоднократно поднимали вопрос о его пересмотре. Обе страны были временными членами Совета Безопасности ООН и стремились к более значительной и активной роли на мировой арене. Они являлись примером «растущих держав», чье стремительное экономическое развитие подкреплялось существенными амбициями, связанными с усилиями оказывать влияние на региональном и мировом уровне. Ими руководили уверенные в себе лидеры: Луис Инасиу Лула да Силва в Бразилии и Реджеп Тайип Эрдоган в Турции. Оба считали себя способными по своей воле изменить ход истории. Если уж они вознамерились выступать посредниками в иранской проблеме, то мало что могло остановить их. Им было неважно, что результаты их усилий могли оказаться отнюдь не блестящи (или даже контрпродуктивны).

США и другие постоянные члены Совета Безопасности с обеспокоенностью отнеслись к действиям Бразилии и Турции. Мы всерьез опасались, что Иран, продемонстрировав двуличие, был способен использовать благие намерения Бразилии и Турции для защиты своей ядерной программы и подрыва крепнущего международного консенсуса против его действий. Наши опасения усилились после того, как стало ясно, что иранцы не были намерены прекращать работу по обогащению урана и проявляли уверенность в том, что будут передавать свои запасы урана малыми партиями, а не одной большой партией, как это предусматривалось первоначально. В долгосрочной перспективе это означало, что у них никогда не будет недостатка в ядерном сырье для создания бомбы.

В начале марта 2010 года я посетила Лулу в Бразилии. Я объяснила ему, почему соответствующее решение может привести к негативному результату, и попыталась отговорить его от этого соглашения. Однако я не смогла его переубедить. Он отверг мое предположение, что Иран лишь затягивает время. В ходе своего визита я публично заявила, что «мы всегда открыты для переговоров. Мы не намерены прерывать их. Но мы не видим совершенно никаких ответных действий». В продолжение своей речи я сказала, что «мы видим, как Иран обращается к Бразилии, к Турции и к Китаю и утверждает разные вещи разным руководителям для того, чтобы избежать международных санкций».

Президент Обама сделал следующий шаг, направив Луле в апреле того же года письмо, в котором еще раз упомянул о наших опасениях: «Судя по последним событиям, Иран проводит стратегию, направленную на создание ложного впечатления о своей уступчивости вместо того, чтобы согласиться сделать шаги, которые могли бы привести к взаимному доверию». Он направил аналогичное письмо Эрдогану в Турцию. Между тем, испытывая наше терпение и выдержку, Иран заявил, что продолжит обогащение урана. Складывалось впечатление, что его единственная цель — сорвать принятие санкций в ООН.

Когда Лула решил посетить Тегеран, я позвонила министру иностранных дел Бразилии Селсо Амориму и призвала быть осмотрительнее в отношениях с иранцами, так как они затеяли «замысловатый танец». Однако тот был полон веры в то, что можно было многого достигнуть. Я в конце концов не смогла больше сдерживать раздражения и воскликнула:

— Когда-то это должно подойти к концу! Когда-либо настанет час расплаты!

Аморим утверждал, что иранцам, возможно, легче заключить соглашение с Бразилией и Турцией, чем с Соединенными Штатами. Я сомневалась в том, что из этой встречи может выйти что-то хорошее, и очень переживала из-за того, что все это происходило в чрезвычайно неудачное время. Мы уже почти достигли договоренности с Китаем и Россией относительно новой резолюции о санкциях, которую мы собирались представить в ООН. Ни Москва, ни Пекин не были в большом восторге от происходящего, и я понимала, что если у них появится возможность изменить свое решение и предоставить Ирану больше времени, то они незамедлительно воспользуются ею.

Это волновало меня больше всего, когда я увидел в новостях сообщение о том, что Лула, Эрдоган и Ахмадинежад достигли соглашения. Чтобы не оставалось никаких сомнений, Аморим подтвердил этот факт на пресс-конференции.

— Этот план является прекрасной возможностью для возобновления диалога и исключает какие-либо основания для введения санкций, — заявил он.

Когда мы после этого разговаривали с министрами иностранных дел Бразилии и Турции, оба пытались объяснить мне преимущества этого соглашения. Они рассказали о тяжелых восемнадцатичасовых переговорах и пытались убедить меня в том, что они достигли успеха. Полагаю, они были весьма удивлены, когда их восторженный настрой был встречен с немалой долей скептицизма. Но я хотела дождаться практических шагов со стороны Ирана, а не слов.

— У нас есть поговорка: чтобы судить о пудинге, надо его отведать, — сказала я Амориму.

— Я согласен с тем, что дегустация пудинга является ключевым моментом, но сначала надо получить ложку, а потом пробовать пудинг, и на все это требуется время, — ответил он.