– Я не хочу уезжать, – пробормотала Клара.

– Война, девочка моя, вот-вот начнется, а потому тебе нет смысла оставаться здесь – если ты, конечно, не хочешь умереть. Я бы тебе не советовал здесь находиться, тем более что твой дедушка, конечно же, не хотел бы, чтобы тебя убили.

– Я хочу остаться здесь еще на несколько дней.

– Хорошо, оставайся, но помни, что тебе необходимо покинуть Ирак до двадцатого марта. Как бы то ни было, я не смогу оставить здесь много солдат, да и вообще мужчин, включая жителей этой деревни. Их скоро призовут выполнить свой долг перед родиной.

– Клара, возвращайся со мной в Багдад, – попросил Ахмед.

– Я останусь еще на несколько дней… Хочу побыть здесь, мне это необходимо. Я вернусь семнадцатого или восемнадцатого…

– Но если ты задержишься, я уже не смогу вытащить тебя из Ирака, – предупредил Полковник.

Когда вертолеты улетели, Клара почувствовала облегчение. Прилетавшие из Багдада почтить память дедушки провели в Сафране всего лишь каких-то пять часов, а Клара уже чувствовала настоятельную необходимость побыть одной, ни с кем не разговаривая и никого не слушая. Ей нужно было морально подготовиться к тому, что теперь ей придется жить уже без дедушки и все решать самой.

Джиан Мария держался от нее на почтительном расстоянии во время похорон и пока здесь находились представители правительства Саддама. Священнику удалось несколько минут поговорить с Ахмедом, и он заверил мужа Клары, что позаботится о ней и постарается уговорить ее вернуться в Багдад как можно раньше.

Ахмед попросил Джиана Марию заблаговременно позвонить ему, чтобы он мог прислать за ними какой-нибудь транспорт, который отвезет их в Багдад или же сразу к границе с Иорданией.

Командир воинского подразделения приказал солдатам начать сворачивать лагерь: пришел приказ возвращаться на место постоянной дислокации.

Староста деревни в нерешительности бродил неподалеку от дома Клары: ему хотелось спросить у нее, должны ли его люди продолжать работать в зоне раскопок или же им следует вернуться к своим обычным занятиям. Некоторым из них уже пришли повестки о призыве в армию.

Клара позвала к себе старосту деревни и поговорила с ним в присутствии Фатимы, Айеда Сахади и доктора Наджеба – людей, которым Полковник поручил о ней заботиться.

К удивлению Фатимы и Наджеба, Клара заявила старосте, что археологические раскопки будут продолжаться еще несколько дней и что она намерена привлечь к этим работам столько мужчин, сколько возможно на данный момент. А еще Клара пообещала удвоить им плату, если они будут работать круглые сутки.

Когда староста деревни ушел, Сахади озабоченно поинтересовался у Клары, не лучше было бы прекратить раскопки.

– Мы пробудем здесь еще несколько дней, может, дней десять, и все это время мы будем напряженно работать, – ответила Клара. – Может, нам все-таки удастся найти то, что я ищу.

Присутствующие, учитывая душевное состояние Клары, не решились с ней спорить. Айед заверил ее, что все будут работать в поте лица, однако предупредил, что теперь у них в распоряжении намного меньше рабочих, чем раньше, потому что, как ей уже сообщил староста деревни, многих мужчин призвали в армию. Однако на Клару эта информация не произвела ни малейшего впечатления: для нее, похоже, было вполне достаточно итого, что продолжать раскопки сможет как минимум она сама.

Лайон Дойль никак не мог уснуть: у него не выходило из головы, что ему, скорее всего, придется остаться в Багдаде.

После возвращения из Сафрана Ахмед рассказал ему, что Полковник уговаривал Клару вернуться в Багдад, однако она настояла на том, что останется в Сафране еще на несколько дней, после чего все-таки приедет в Багдад. И вот теперь Лайон напряженно размышлял над тем, стоит ли ему попытаться убить ее в этом находящемся уже практически на военном положении городе или же лучше подождать, когда она встретится с Пико в какой-нибудь европейской столице, где убить ее будет намного проще. Пробраться в Ирак было нетрудно – трудно будет отсюда выбраться, если все-таки начнется эта чертова война. Поэтому Лайон сейчас находился перед выбором: либо он уедет отсюда вместе с археологами, либо останется в Багдаде и тогда не будет толком знать, как и когда сможет отсюда выбраться, а главное, сможет ли он полностью выполнить сделанный ему заказ.

Чтобы остаться в Багдаде, ему требовался какой-нибудь предлог. Впрочем, как ему казалось, придумать такой предлог не составляло труда: достаточно было просто заявить, что он останется здесь, чтобы сделать еще больше интересных снимков – тем более что война, как утверждали журналисты, начнется уже в ближайшее время. Лайон решил позвонить в Лондон директору агентства «Фотомунди» и рассказать ему обо всем, что произошло в последние дни. Он уже отправил ему факс, который наверняка сразу же попал в руки Тому Мартину, однако лучше было все-таки продублировать сообщение по телефону, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что Альфред Танненберг мертв. Более того, Лайон хотел снять с себя бремя ответственности, попросив у Тома Мартина четкие инструкции. Пусть он сам решает, оставаться Лайону в Ираке или же вернуться в Европу.

А вот кто твердо решил пока остаться в Ираке, так это Анте Пласкич. Хорват внимательно слушал, о чем говорили и спорили во время общего ужина, и поэтому уже знал, что Клара скоро вернется в Багдад. Ему предстояло разузнать, привезла ли кое-что с собой эта женщина, а именно – эти чертовы глиняные таблички, которые археологи искали несколько месяцев. Если она действительно привезет с собой эти таблички, он должен будет отнять их у нее и затем вывезти их из Ирака. Хорват был твердо намерен выполнить это задание, потому что ему обещали очень щедрое вознаграждение.

Пласкич частенько задумывался над тем, кто же убил Танненберга, и каждый раз он склонялся к мысли, что старика и медсестру, скорее всего, убил этот фотограф, Лайон Дойль. Впрочем, он подозревал и бригадира рабочих Айеда Сахади. Иногда ему даже казалось, что это сделал именно Сахади, которого вполне могли подкупить, чтобы свести счеты с таким могущественным человеком, каким был Альфред Танненберг.

Хорват сомневался, что Кларе удастся найти столь необходимые его хозяевам глиняные таблички, однако он должен был знать это наверняка, а потому решил остаться в Ираке. Он может сказать Пико, что случайно повстречал здесь своих старых друзей и поэтому уедет несколькими днями позже. Пласкичу было все равно, поверит ему Пико или нет.

Том Мартин прочел факс, присланный ему директором агентства «Фотомунди» еще утром. Он не мог прочесть его раньше, так как только что приехал из Парижа, где весь день только то и делал, что встречался со своими коллегами из таких же, как у него, агентств. Секретарша заранее сообщила ему, что пришел факс, а потому Мартин сразу же направился к себe в кабинет. Он решил немедленно позвонить директору агентства «Фотомунди».

Тот крепко спал, когда затрезвонил телефон.