Шанталь едва могла дышать. Лишь стоявший у нее перед глазами образ Мерседес и желание сберечь жизнь еще не родившегося ребенка заставляли ее находить в себе силы и идти вверх. Она шла, согнувшись, с трудом передвигая ноги и стараясь сдержать подступившую к горлу тошноту. Хотя ее лицо было искажено нестерпимой мукой, она мысленно довольно улыбалась после каждого шага, который ей удавалось сделать.

Шаг, второй, третий… Она вдруг подняла взгляд и с ужасом увидела, что охранники толкают детей, заставляя их спускаться в карьер.

Она лишь с трудом различала среди детей Мерседес и чувствовала, что ее дочь сильно напугана и готова вот-вот заплакать. Шанталь выпрямилась, чтобы дочь ее увидела и хоть немного воспрянула духом, она хотела отдать девочке часть своих сил, которых у нее самой было уже слишком мало. А еще ее очень испугало, что их мучителям, похоже, пришла в голову какая-то новая идея: она не могла понять, зачем охранники гонят детей в сторону карьера.

А это была идея капитана Альфреда Танненберга, и ее с энтузиазмом восприняли его друзья. Он предложил заставить детей идти рядом со своими матерями и бить их палками по спине, словно вьючных животных.

– Ваши матери – мулы, – сказал Танненберг, смеясь, – а вы – погонщики этих мулов. Вы должны быть строгими: если кто-нибудь из них споткнется и упадет, сразу бейте их палками, пусть даже это будет ваша мать. Если вы не станете этого делать, мы и вам привяжем к спинам камни и погоним вас кнутами до самого верха лестницы.

Малыши очень перепугались, однако все же не решались заплакать, потому что знали: их тут же за это покарают. Они взяли палки и начали робко спускаться по лестнице. Те женщины, которым уже удалось доковылять до нижних ступенек лестницы, с недоумением уставились на детей: они не сразу поняли, какую жестокую игру придумали наиболее изощренные из мучавших их извергов.

– Тот, кто не станет бить мулов, будет сурово наказан, – крикнул Альфред Танненберг под смех своих друзей и других зрителей этого жуткого действа.

– Давайте, давайте, начинайте! – кричали капо.

Дети с отчаянием смотрели на своих матерей, не смея поднять руки для ударов.

– Мерседес, бей меня палкой, ради бога, дочка, бей, не бойся! – стала умолять свою дочь Шанталь.

И вдруг одна из женщин упала, плюхнувшись лицом в грязь. Один из капо подошел к ней и стал бить ее ногами, однако Танненберг велел ему отойти от женщины и найти ее ребенка.

– Эй, ты! Подойди сюда! – приказал он девочке, которая была такой худой, что казалась призраком.

Эта девочка – ей было лет восемь, и у нее едва-едва хватало сил, чтобы держать в руках палку – робко сделала несколько шагов к офицеру СС.

– Это твоя мать? – спросил капитан Танненберг.

Малышка молча кивнула.

– Тогда бей этого мула, пока он не встанет. Давай, бей!

На несколько секунд воцарилась тишина. Девочка не тронулась с места. Она не поняла того, что ей сказал этот человек, поэтому что была глухой. Обычно она старалась читать по губам, однако этот офицер говорил так быстро, что по его губам она ничего не смогла прочесть.

Капитан Танненберг, разозлившись из-за того, что девочка его не слушалась, схватил палку и начал безжалостно бить лежащую на земле женщину. Девочка с ужасом посмотрела на офицера, а затем бросилась на землю рядом со своей матерью под громкий хохот наблюдавших за этой сценой офицеров СС.

И вдруг мальчик, года на два старше этой девочки, подошел к ней и ее матери и стал помогать им подняться. У Танненберга от ярости едва глаза не повылазили из орбит.

– Да как ты смеешь! Ублюдок!

Он вытащил из своей кобуры пистолет и, отбросив мальчика в сторону ударом ноги, выстрелил из пистолета в девочку. Та, обмякнув, замерла на земле у подножия лестницы. Ее мать, уже не в силах даже вскрикнуть, попыталась придвинуться к неподвижному телу своей дочери, но Танненберг тут же с силой ударил женщину ногой по голове, превратив ее лицо в кровавое месиво. Отброшенный ударом ноги Танненберга мальчик попытался подняться, однако офицер начал избивать его ногами и бил до тех пор, пока малыш не потерял сознание. Он так и остался лежать в грязи рядом со своей матерью и своей сестрой, которые были уже мертвы.

– Вперед, мулы! А ну вперед! Того, кто не будет шевелиться, ждет такая же участь. А вы, маленькие ублюдки, либо будете погонять палками мулов, либо с вами произойдет то же самое, что и с вот этими. Их мать была проклятой коммунисткой, итальянской шельмой, но правосудие наконец свершилось. Эта грязная свинья родила вот это существо, которое она называла дочерью. Но разве это девочка? Это какая-то уродка! – орал Танненберг, взбудораженный спектаклем, участником которого был и он сам.

Мерседес задрожала от страха, увидев, что ее друг Карло лежит на земле совершенно неподвижно. Карло был старше ее, ему уже исполнилось десять лет, однако он заботился о ней, был отзывчивым и приветливым мальчиком и всегда говорил ей, что она не должна бояться.

Офицеры и солдаты СС стали кричать детям, чтобы они били женщин палками, и у Мерседес по щекам потекли слезы. Она не хотела бить свою маму и, оглянувшись по сторонам, увидела, что никто из ее друзей не бьет матерей палками. Вдруг она почувствовала, как кто-то коснулся рукой ее плеча. Это был Бруно. Он взглядом показал ей, чтобы она двигалась вперед.

– Мерседес, пожалуйста, не стой на месте. Ты иди и махай палкой, как будто бьешь свою маму.

– Нет, нет… – пролепетала девочка.

Раздался пронзительный крик: одна из беременных женщин рухнула на ступеньки. От невыносимых страданий, которые она испытывала, у нее начались преждевременные роды – прямо здесь, на этой лестнице. Она была австриячкой – точнее, австрийской еврейкой, преподавателем музыки. Эта женщина скрывалась в доме своих друзей, но ее кто-то выдал, и вот уже четыре месяца она находилась в этом аду вместе со своим маленьким сыном Бруно.

Капитан Танненберг подошел к ней и окинул ее ледяным взглядом. Затем он жестом подозвал одного из лагерных врачей.

– Доктор, как вы считаете, у евреек в утробе такой же плод. как и удругих женщин? Нам нужно это проверить, тем более что от этой свиньи все равно уже не будет толку.

Все выжидающе замолчали, а врач наклонился над женщиной и скальпелем взрезал ей живот. Взвыв от боли, женщина изогнулась в конвульсиях и тут же перестала кричать: она была уже мертва. Другие врачи столпились вокруг нее, с любопытством наблюдая за тем, как делалось импровизированное «кесарево сечение» без каких-либо обезболивающих средств.

Маленький Бруно горько расплакался и попытался убежать прочь, однако капо притащил его обратно и силой заставил смотреть на кровавую расправу, учиненную над его матерью.

Некоторых детей, не выдержавших этого жуткого зрелища, стошнило, а приехавшие из Берлина гости, наоборот, восторженно зааплодировали.

Дойдя до пятнадцатой ступеньки, Шанталь споткнулась и упала. Из уголка ее губ побежала струйка крови.