В этот последний перед съездом и столь насыщенный событиями день сам Владимир Ильич все еще надеялся, что ему удастся встать с постели. Еще 14-го медики отметили, что он стал чувствовать себя бодрее и полагает, что у него наступило некоторое улучшение.

Он все время пытался что-то объяснить им, часто показывал на шкаф, где лежали его документы, и на дверь, а 16-го, после обеда, когда пришли Фёрстер, Крамер и Вейсброт, знаками показал, что хочет встать и пойти. Поддерживаемый Фёрсте-ром и Крамером, Ленин поднялся и попытался сделать несколько шагов. Но правая нога совершенно не слушалась, стоять на ней он не мог, да и передвинуть ее никак не удавалось.

Неудача, видимо, крайне расстроила Владимира Ильича, и весь вечер, как отметил дежурный врач Елистратов, он находился в сильнейшем волнении, а ночью метался по кровати, показывая пальцем на дверь, будто хотел сказать, что ему надо, обязательно надо идти…1141

Возможно, данный текст перенасыщен цитированием переписки. Но сделано это намеренно. Повторю вновь: при такой плотности абсолютно достоверных документов, тесно переплетающихся между собой, нет необходимости опровергать мнение о том, что и статья Ленина по национальному вопросу, и мартовские письма Владимира Ильича были якобы сфабрикованы позднее Троцким, Крупской, Фотиевой и Во-лодичевой.

В связи с обострением болезни Ленина надо было решать вопрос о том, кто же выступит с отчетным докладом ЦК. На предыдущем XI съезде его поделили надвое: политический сделал Ленин, организационный — Молотов. А как быть теперь?

В своих воспоминаниях «Моя жизнь» Троцкий пишет, что когда об этом встал вопрос впервые, Сталин якобы «сказал на заседании политбюро: “Конечно, Троцкий”. Его сейчас же поддержал Калинин, Рыков и, явно против своей воли, Каменев.

Я возражал, — пишет Троцкий. — Партии будет не по себе, если кто-нибудь из нас попытается как бы персонально заменить больного Ленина. Обойдемся на этот раз без вводного политического доклада. Скажем то, что нужно, по отдельным пунктам повестки дня… Вопрос остался нерешенным».

Документальных подтверждений этой версии не обнаружено. Но 31 марта данный вопрос обсуждал Пленум ЦК. Постановили: Троцкому поручался доклад о госпромышленности, Сталину — по национальному вопросу, Рыкову — по районированию, Каменеву — о налоговой политике.

А далее следовало решение: главный доклад — отчет ЦК поручить Сталину и Зиновьеву, «предложив им распределить между собой темы доклада». При этом не надо «ставить отдельным пунктом повестки дня съезда оргвопрос, сделав его выводами из доклада ЦК».

И все-таки Зиновьев настаивал на том, чтобы политический доклад дали ему. 5 апреля он предложил Пленуму ЦК свои тезисы. Их редакцию поручили Сталину, Молотову и Зиновьеву. И дело кончилось тем, что отчет ЦК все-таки разделили: политический доклад должен был делать Зиновьев, организационный — Сталин.

Утром 17 апреля 1923 года в Большом Кремлевском дворце состоялось открытие XII съезда РКП(б). На нем присутствовало 409 делегатов с решающим голосом (на XI съезде — 522) и 417 — с совещательным (на XI — 165), представлявших 386 тысяч (на XI съезде — 532 тысячи) членов партии. Делегаты заочно избрали Ленина в президиум и послали ему приветствие.

В «Отчете за год работы ЦК РКП (с XI до XII съезда РКП)» говорилось: «…Не только для Центрального Комитета, но и для всей партии в целом величайшим несчастьем была длительная болезнь вождя партии — т. Ленина». Его руководство «не могло быть в течение последних месяцев достаточно полным ввиду тяжелого недуга, которым он был поражен. Но те указания, которые им даны в последних статьях, помещенных в “Правде”, поставили перед партией новые грандиозные задачи не на один год. Настоящий партийный съезд обсудит эти задачи, воплотит их в решения партии…»1

При открытии съезда была заслушана информация о мерах, предпринятых ЦК для лечения Ленина, и в ней указывалось, что наступившее в последнее время улучшение позволяет надеяться на его полное излечение в будущем. Поэтому и в приветствии Владимиру Ильичу делегаты выражали уверенность в том, что «недалек день, когда кормчий вернется к кормилу»1142 1143.

Между тем, за кулисами съезда стал назревать скандал. Ознакомившись с заявлением Сталина, обвинявшим Троцкого в сокрытии ленинской статьи, тот немедленно написал контрзаявление и потребовал «расследовать это дело в конфликтной комиссии съезда либо в особой комиссии». При этом он прекрасно понимал, что предметом публичного осуждения неизбежно станут ленинские статьи, а не его личный престиж1144.

17 апреля Троцкий и Сталин встретились, и Сталин, якобы, пообещал сделать заявление, устраняющее конфликт. Но на следующий день, 18-го, Троцкий вновь пишет Сталину: «Вчера после личной беседы Вы заявили, что считаете для себя совершенно ясным, что в вопросе о статье т. Ленина мною не совершено было никаких неправильных шагов… До сегодняшнего утра (11 часов) я такого заявления не получал… Если я не получу от Вас в ответ на эту записку сообщения о том, что Вы в течение сегодняшнего дня разошлете всем членам Центрального Комитета заявление… то я… обращусь в конфликтную комиссию с просьбой о рассмотрении вопроса в полном его объеме»1145.

В тот же день, 18 апреля, президиум XII съезда принял постановление: огласить «записки т. Ленина» по национальному вопросу и весь материал, относящийся к ним, на совещании представителей делегаций. Затем члены президиума съезда огласят эти записки и материалы по делегациям и одновременно сообщат решение Пленума ЦК по грузинскому вопросу. На секции по национальному вопросу указанные документы не оглашать.

Одновременно президиум рассмотрел вопрос о причинах появления «записки т. Ленина» 16 апреля, т. е. накануне съезда. Пришли к выводу, что это связано лишь «с отданными т. Лениным распоряжениями и с ходом его болезни». Посему постановили «считать распространение каких-либо слухов о задержке оглашения этой записки со стороны кого бы то ни было из членов ЦК клеветой»1.

«Сеньорен-конвент» (1 от 10 делегатов), прозванный для простоты некоторыми делегатами «синим конвертом», собрали после вечернего заседания 18 апреля. Так что каждый десятый с письмом Ленина был ознакомлен. После этого информацию провели по делегациям.

Для этого документ был размножен в соответствующем ко личестве экземпляров. Впрочем, не все члены Президиума выступавшие в делегациях, полагаясь на собственную память, воспользовались данным текстом. Так что речь уже шла о пересказе двух материалов и их трактовке. После этого все копии письма были уничтожены.