Хеба и вполне мог являться отправителем корреспонденции в адрес абвера. После ареста и двух недель интенсивных допросов Кальман признался в содеянном и по приговору суда был повешен как предатель. Моравец приводит текст адресованной на его имя предсмертной записки бывшего капитана: “Полковник! У нас был честный бой, и Вы выиграли. Но берегитесь! Дело, за которое я сегодня отдаю свою жизнь, победит”[227]. Как и во многих других местах своих воспоминаний, генерал неточен. Действительный текст письма гласил: “На этот раз Вы и Ваша сторона выиграли. Но время торжества справедливости близко. Ваше чудовищное и неестественное государство распадется, и живущие в нем мои соотечественники, наконец, обретут свободу”[228].

Случай с Кальманом был далеко не единичен, хотя и выделялся среди других по масштабу причиненного вреда. Размах иностранного шпионажа в Чехословакии заметно увеличивался. Помимо многочисленных германских агентов, главным образом судетских немцев, в стране активно работала венгерская разведка. Ее резидентом являлся военный атташе Венгрии в Праге полковник Штефан Уйсаси, на каналы связи которого с агентурой внутри Чехословакии 2-й отдел вышел в значительной степени случайно. Весной 1936 года в ходе агентурной разработки единственного сотрудника атташата, унтер-офицера Ковача, выяснилось, что его служебные обязанности практически ограничиваются закупками большого количества почтовых марок, всегда осуществляемыми по пятницам через неделю. Что с ними делает атташе, Ковач не знал. Сопоставление дней недели позволило предположить связь между этими закупками и прибытием дипломатического курьера на поезде из Будапешта в те же вторые пятницы. Проверка подтвердила, что атташе действительно отправляет через обычные почтовые ящики множество писем, с содержанием которых контрразведка решила ознакомиться. Законодательство Чехословакии не позволяло совершить это легально, поэтому 2-й отдел обратился с конфиденциальной просьбой о содействии к генеральному директору почтово-телеграфного бюро, вначале отнесшемуся к намерению контрразведчиков весьма неодобрительно. Вопреки первоначальным намерениям, им пришлось отчасти раскрыть причины своего обращения, после чего главный почтмейстер страны решился пойти на нарушение закона в интересах обеспечения безопасности государства. Свое согласие он оговорил следующими условиями:

1. Обеспечение полной гарантии сохранности конверта и содержимого.

2. Принятие решения о продолжении операции по перлюстрации только в случае обнаружения недозволенных сложений или иных признаков шпионской деятельности в первом же письме.

3. Изъятие письма или писем только непосредственно из того почтового ящика, в который они будут опущены отправителем.

4. Немедленный перехват письма или писем после их опускания в ящики.

5. Полная секретность операции, в том числе и от почтальонов.

Генеральный директор предоставил контрразведчикам униформу почтовых служащих и ключи для вскрытия почтовых ящиков, и операция началась. После прибытия курьера из Будапешта за ним самим, за атташе, его любовницей, шофером и Ковачем было установлено плотное наблюдение, позволившее контрразведчикам извлечь из почтовых ящиков двенадцать писем. Восемь из них предназначались венгерским агентам, работающим в Богемии, Моравии и Словакии. Небрежность, с которой полковник выполнил отправку корреспонденции, даже с поправкой на всем известный легкомысленный характер Уйсаси, заставляла предположить, что содержание писем ему неизвестно. Судя по всему, атташе получал их уже запечатанными в конверты и лишь наклеивал на них марки.

Письма пересняли, исследовали на наличие тайнописи, вновь запечатали и вернули в ящики, откуда они ушли по назначению. Изучение текстов показало, что переписка с адресатами явно ведется уже в течение длительного времени. Они содержали подтверждение получения ряда сообщений, инструкции по связи и безопасности и деньги. Естественно, было решено не арестовывать агентов, а взять их под плотное наблюдение. Однако в одном случае, вопреки всем доводам о необходимости избежать компрометации источника информации, начальник генерального штаба решил иначе. Узнав из фотокопии письма о том, что на венгров работает отвечающий за составление мобилизационного плана капитан Иозеф Складал, он распорядился взять его под стражу немедленно. Шпион полностью признался и избавил командование от необходимости обеспечения секретности суда над собой, поскольку через несколько дней после ареста повесился в своей камере.

Выемки писем производились 53 раза, их регулярная перлюстрация позволила постепенно раскрыть и впоследствии ликвидировать 253 действовавших в Чехословакии венгерских агента[229]. Самыми опасными среди них были:

— подполковник Опоценский, старший офицер 1-го (оперативного) отдела генерального штаба, затем начальник штаба 5-й пехотной дивизии в Ческе-Будейовице, проработавший на венгров два года. После его ареста в Чехословакии проводили параллель с известным делом полковника Редля. Следует отметить, что раскрытие этого агента имело лишь косвенное отношение к письмам Уйсаси и произошло благодаря наблюдению за курьером из Будапешта. Допросы подполковника не были окончены из-за его внезапной смерти от инфаркта. Любопытно, что через год после этой официально зафиксированной и достоверно засвидетельствованной смерти прекрасно знавший Опоценского сотрудник наружного наблюдения увидел его идущим по пражской улице. Он с ужасом доложил об этом своему начальнику, который собрался направить подчиненного на обследование к психиатру, но предварительно изучил личное дело покойного и обнаружил существование его однояйцового брата-близнеца;

— подполковник Иозеф Кукла, завербованный венгерской разведкой в период своей службы в гарнизоне Банска-Бистрица. Высшая занимаемая им должность заместителя командира 1-го кавалерийского полка в Терезине не давала ему столь широких разведывательных возможностей, как Опоценскому, поэтому связь с ним осуществлялась через Уйсаси. После ареста он почти сразу же раскрыл следствию всю имевшуюся у него информацию, за что и был некоторым образом поощрен: подполковнику позволили застрелиться без суда, сохранив тем самым военную пенсию для его жены и детей;

— состоятельный житель города Штернберг в Моравии Антонин Медрицкий. В этом случае для проведения ареста и следствия требовалось согласие гражданской полиции, отказывавшейся без веских причин совершать репрессивные действия в отношении богатого и уважаемого человека, прозванного земляками Великим. Тем не менее, в итоге он все же был осужден на 25 лет лишения свободы, но вышел из тюрьмы уже в 1938 году, после аннексии Чехии рейхом.

Остальные агенты не занимали выгодные в разведывательном отношении посты. Ими были унтер-офицер пограничного батальона, отставной капитан австрийской армии и другие незначительные персоны. Операция “Письма” проводилась по 1938 год, когда в связи с изменившимися условиями ее пришлось свернуть.

В конце лета 1938 года полковник Уйсаси оказался вовлеченным в драматическое криминальное происшествие. Его любовница, молодая красавица-венгерка, была обнаружена на вилле атташе в окрестностях Праги с признаками насильственной смерти. Растерявшийся венгр не знал, как вести себя в подобной ситуации и попросил совета у начальника военной контрразведки Чехословакии. Тот сумел доказать, что данное дело не подведомственно гражданским властям, поскольку касается иностранного подданного с дипломатическим паспортом, и полиция удалилась. Возникли реальные предпосылки для вербовочного подхода к атташе, но чехословацкие контрразведчики засомневались в целесообразности такого шага. В случае неудачи полковник гарантированно покидал страну, обрывая тем самым все