ее обязательств ограничиваться только информационным сотрудничеством и не вести оперативную работу с чехословацкой территории. С начала 1938 года 2-й отдел зафиксировал факты проведения резидентурой Разведупра агентурных операций с чехословацкой территории вначале против Германии, позднее против Польши с баз в Словакии и Рутении, а затем и против самой ЧСР. Контрразведчики несколько ошибались, поскольку этим занимался не “Вонапо-2”, а “легальная” резидентура советской военной разведки, причем существенно позднее: в 1940 и 1941 годах. Операциями руководил заведующий канцелярией генерального консульства СССР в Праге Л. И. Мохов, в действительности Л. А. Михайлов (“Рудольф”). Любопытно, что почти все советские резиденты и представители военной разведки в Чехословакии использовали один и тот же псевдоним “Рудольф”. В частности, сотрудник РУ, использовавший фамилию Бергер и в 1937 году сменивший отозванного Кузнецова, сохранил условную подпись “Рудольф”, за что чехословаки между собой называли его “Рудольфом вторым”.

Тем временем звезда Моравца, в начале 1937 года в звании полковника, возглавившего 2-й отдел, всходила все выше. В марте того же года в Прагу пришло письмо на имя начальника военной разведки. В нем некий “Карл” на трех страницах излагал свои возможности по освещению структуры вермахта, его вооружения, мобилизационного плана Германии, плана обороны саксонской границы, деятельности на территории Чехословакии Судетской немецкой партии и германской разведки. Он сообщал, что за сто тысяч марок готов передать эти материалы при встрече в германском городе Хемниц, в случае согласия ответ следовало направлять на адрес в Саксонии. Эксперты заключили, что автор письма основательно знаком с военной и разведывательной тематикой и никак не похож на дилетанта.

Печальная история Кириновича была еще свежа в памяти чехословаков, а начальник разведки, несомненно, представлял для немцев значительно более привлекательную добычу, чем простой оперативный офицер. Трое старших сотрудников 2-го отдела сочли письмо явной провокацией и не рекомендовали идти на контакт, однако Моравца смущала очевидная грубость подобной ловушки, заставившая его поверить в искренность намерений инициативника. В ходе последовавшей переписки он отверг два предложения “Карла” о встрече в слишком опасных местах, и в итоге было решено провести ее на территории ЧСР, в небольшом судетском городе Краслице. Из-за сложившейся в области напряженной обстановки и близости к границе это место также являлось чрезвычайно опасным, поэтому к обеспечению контакта привлекли по двенадцать офицеров 2-го отдела и местной полиции. Встреча должна была состояться незадолго до полуночи, и в напряженном ожидании не выдержали нервы заместителя начальника разведки Тиши, прогуливавшегося по темному скверу в ожидании “Карла”. В нарушение правил обращения с оружием, он постоянно держал указательный палец на спуске находившегося в кармане пистолета, что привело к вполне прогнозируемому результату. Тиши нечаянно прострелил Моравцу брюки и лишь по счастливой случайности не ранил его.

Выстрел не вызвал тревогу, и вскоре из темноты появился несколько запоздавший “Карл”, бесстрашно пронесший мимо германского таможенного поста полный чемодан совершенно секретных документов и отдельный рулон чертежей и схем. Разведчики увезли анонимного гостя на конспиративную квартиру в Хомутово и беседовали с ним четыре часа. Немец оказался поистине драгоценным источником, а самым важным из его материалов явился план прикрытия границы рейха с Чехословакией с приложением имен и адресов германских агентов и дислокации агентурных радиопередатчиков. В качестве бесплатной премии “Карл” предоставил новым работодателям имевшиеся в распоряжении абвера материалы об организации обороны Чехословакии, поступившие по почте из чехословацкого города Хеб от неизвестного анонимного автора. В итоге состоявшейся вербовки агент получил запрашиваемую сумму денег и кодовое обозначение А-54, однако личность свою так и не раскрыл. Он добился от Моравца обещания не предпринимать никаких действий по его установлению, не без оснований опасаясь, что они неизбежно приведут его в поле зрения контрразведки. “Карл” категорически отказался выполнять любые конкретные задания и объяснил это тем, что сам знает границы своих возможностей и обладает достаточной подготовкой для отбора материалов по собственному усмотрению. Из соображений безопасности он отказался использовать радиопередатчик, средства микрофотографии и курьеров, способных расконспирировать его перед гестапо или абвером. Оговоренные условия связи предусматривали проведение контактов один раз в два месяца, а также процедуру вызова на срочную встречу. Моравец до самого конца войны не узнал подлинного имени своего лучшего агента, переписывавшегося с ним под псевдонимами “Карл”, “Рене”, “Поль” и “Ева”, аналитики сумели лишь определить, что он является сотрудником германской военной разведки, а о своем капитанском звании А-54 сообщил сам. Некоторые исследователи полагают, что по рангу он не мог иметь доступа к материалам, которые поставлял ЧСР, и склонны рассматривать эту агентурную связь как действия начальника абвера Канариса, информировавшего таким образом Запад о планах нацистов. Естественно, прямые доказательства этого отсутствуют, так что подобное утверждение можно рассматривать не более, как одну из версий, в изобилии сопровождающих загадочную фигуру адмирала-разведчика.

Анализ информации А-54 об утечке к немцам плана прикрытия границы показал, что анонимный автор этого сообщения знал проблему в подробностях и был профессиональным военным, поскольку сумел вычленить из весьма объемистого документа самые существенные элементы, не тратя сил на изложение второстепенных деталей. Начальник оперативного отдела генерального штаба полковник Олег Прохазка подтвердил подлинность сведений, после чего контрразведка немедленно приступила к самому масштабному в истории страны поиску предателя. В полученном от А-54 документе содержалась информация о плане действий 4-й дивизии и ее соседей с флангов, доступная не слишком широкому кругу лиц в генштабе, штабах 1-й и 2-й армий и в штабе самой 4-й дивизии. Розыск следовало вести среди лиц, имевших доступ к ней не позднее даты отправки письма (15 октября 1936 года)[226], с учетом места отправки (Хеб) и очевидного отсутствия у разыскиваемого финансовых проблем, поскольку он не сделал ни малейшей попытки получить вознаграждение за свою услугу. Вскоре область поиска существенно сократилась. Выяснилось, что в генеральном штабе и штабе 1-й армии план действий 4-й дивизии действительно хранился, но в запечатанных пакетах, которые до момента отправки письма не вскрывались. Штаб 2-й армии в мирное время имел крайне ограниченную штатную численность, и с планом обороны границы в нем были знакомы всего четыре человека: командующий, начальник штаба, офицер оперативного отдела и младший офицер, ответственный за печатание приказов подчиненным воинским частям, однако в рассматриваемый период никто из них в Хеб не ездил. Теперь анонимного автора письма оставалось искать только среди личного состава 4-й дивизии. Дальнейшее расследование сузило круг подозреваемых до одного человека, 28-летнего этнического венгра капитана Штефана (в ряде источников его ошибочно именуют Эмерихом) Кальмана. В период с 12 по 16 октября он находился в гарнизоне небольшой деревушки в трех часах езды от