Этот курьезный инцидент не имел никаких последствий, и мне остается только предположить, что президент посчитал для себя слишком рискованным предпринять что-то более конкретное. Другое объяснение состоит в том, что все дело было организовано по неизвестным причинам некой третьей силой. Однако если это так, то кажется странным, что не было предпринято попыток извлечь из нашей беседы каких-либо выгод. Я остался в полном неведении относительно того, существовала ли в действительности отличная от требования «безоговорочной капитуляции» основа для достижения мира.

Покушение на убийство. – Гитлер предлагает Турции оружие. – Контакт с Менеменджиоглу являет «Рай в Каире»[187]. – Давление союзников на Турцию возрастает. – Критическое военное положение Германии. – Воздушные налеты на Берлин. – Эпизод с Хорти. – Операция «Цицерон». – Отставка маршала Чакмака. – Бегство доктора Фермерена к англичанам. – Провал балканского плана союзников. – Угроза расторжения германского торгового договора. – Защита эмигрантов. – Предотвращение депортации евреев из Франции. – Последнее обращение к Рузвельту. – Мистер Эрле сообщает о неудаче. – Прекращение поставок хрома. – Отозван Риббентропом, возвращен Гитлером. – Посещение Парижа. – Завтрак с Лавалем. – Инцидент с пропуском германских судов и отставка Менеменджиоглу. – Успех операции «Оверлорд». – Турция разрывает отношения с Германией

Решение заставить Турцию вступить в войну до конца 1943 года, принятое в Москве на конференции министров иностранных дел союзников, повлекло за собой приглашение месье Менеменджиоглу для встречи с мистером Энтони Иденом. Несмотря на то что месье Менеменджиоглу был в то время нездоров, он совершил эту поездку и выслушал мистера Идена, который использовал все мыслимые аргументы в пользу немедленного объявления Турцией войны. Месье Менеменджиоглу отвечал, что Турция не желает выходить на сцену в самый последний момент, чтобы только принять участие в дележе добычи, и напомнил мистеру Идену о всеобщем отвращении, вызванном вступлением Муссолини в войну против Франции в 1940 году. Кроме того, он настаивал, что в случае присоединения Турции к борьбе ей должна быть поставлена конкретная задача, чтобы ее правительство могло сохранить политический и военный контроль за действиями своих сил. В конце концов было решено, что турецкое правительство должно будет возможно скорее дать по этому вопросу официальный ответ. В случае положительного решения потребуются дополнительные переговоры, а в случае несогласия вопрос будет снят. Однако туркам дали ясно понять, что их отказ может привести только к окончательному разочарованию британцев в своем союзнике и к серьезному ухудшению отношений между странами.

Мой доклад, относящийся к тому моменту, показывает, насколько угрожающим стало положение:

«На приеме, данном мной в честь месье Менеменджиоглу, он долго рассказывал мне, в каком серьезном положении оказалась теперь Турция… С момента его возвращения из Каира британский посол практически прервал отношения с турками, не приглашает их в свою резиденцию и намеревается перенести местопребывание посольства в Стамбул в качестве напоминания о том периоде, когда великие державы официально не признавали режим Кемаля Ататюрка. Британский посол передал от имени своего правительства ноту, имеющую все признаки ультиматума. В ней содержится inter alia[188] требование полного разрыва экономических связей между Турцией и державами оси. Общий тон и комментарии прессы союзников ясно показывают, что нота является выражением согласованной общей политики. Месье Менеменджиоглу особо подчеркнул, что турки не намерены отказываться от своей независимости в вопросах торговли; напротив того, чувствуют себя обязанными уважать существующие соглашения и твердо намерены строго их соблюдать.

Когда я спросил у месье Менеменджиоглу, какие методы могут применить наши противники для оказания давления на Турцию, он ответил, что западные союзники являются для его страны единственным поставщиком некоторых важнейших видов сырья, как, например, резины, олова, текстиля, некоторого количества пищевого зерна и, что самое главное, нефти. Он сообщил мне, что сделал все от него зависящее, чтобы удержать Турцию от участия в войне, однако не может допустить, чтобы существующая ситуация привела к разрыву с Великобританией. Если под угрозу будет поставлено экономическое положение Турции, то он будет вынужден объявить войну. Несмотря на свою решимость соблюдать все существующие соглашения, он обязан предпринять некоторые шаги для уменьшения напряженности. По этой причине будет невозможно принять германскую делегацию для переговоров о возобновлении нашего экономического соглашения… Для укрепления его позиций vis-a-vis с западными союзниками необходимо радикальное изменение военной ситуации в пользу Германии».

Таким образом, мы пришли к такому положению, когда турки, под влиянием последних британских угроз политического и экономического характера, могли объявить нам войну. Я решил немедленно лететь в Берлин.

В штаб-квартире Гитлера я дал ему полный отчет о ситуации. Кроме того, я сообщил ему подробности о новом источнике информации, который в следующие месяцы оказался для нас исключительно ценным и о котором я намерен в дальнейшем еще рассказать читателям. На одном из совещаний в штаб-квартире мне представилась возможность оценить, насколько отчаянным стало положение на всех фронтах и как мало доверия внушали применяемые Гитлером методы ведения войны. Дело дошло теперь до того, что он отдавал приказы на уровне батальонов, растрачивая свою энергию на совершенно ненужные подробности и требуя, чтобы любая передислокация войск проводилась только после его одобрения. В результате одно из важнейших условий, необходимых для эффективного маневра, именно – возможность принятия младшими офицерами самостоятельных решений – было совершенно подавлено. Над моим предложением возможно скорее положить конец войне Гитлер только посмеялся. Казалось, что наши города обречены ночь за ночью превращаться в руины и пепел, а тысячи ни в чем не повинных мирных жителей встречать ужасную смерть только из-за нигилизма одного-единственного человека. Стало ясно, что я просто обязан постараться получить ответ на свой запрос, посланный президенту Рузвельту.

В Берлине мне пришлось лично испытать весь ужас воздушных рейдов. Во время одного из самых страшных налетов я с сыном и дочерью сидел в подвале нашего дома. Все в окрестностях было превращено в кучи щебня, и, хотя нам и удалось погасить зажигательные бомбы, провалившиеся в мой кабинет, дом, с выбитыми окнами и дверями и разрушенной крышей, все же стал непригодным для обитания. Остаток ночи мы провели в находившейся поблизости гостинице «Эспланада» – единственном здании, уцелевшем посреди окружавшего его громадного пожара. О сне не могло быть и речи: всю ночь мы провели в борьбе с огнем.