некуда. Сейчас мне, как никогда, неохота подыхать. Мы только жить начинаем.

— Согласен. Я так думаю, что запираться им не от кого. Все разборки позади. Если бы они ждали гостей, то водку пить не стали бы. Этот амбал вошел в номер без стука. Пнул дверь ногой и вошел.

— Ну смотри, парень! Вопрос жизни и смерти решаем. Сделали работу — и туг же ушли. Вокруг полно патрулей. Коллеги на стреме.

Капитан вытащил из чемодана две черные шерстяные шапки, взял ножницы и сделал дырки. Получилось криво, но для одноразовой работы сойдет.

Коридор третьего этажа пребывал в полудреме. Дверь в комнату дежурной была открыта, и яркий свет проливался в холл. Слабый женский голосок что–то мурлыкал себе под нос. Налетчики переглянулись.

— Лучше ее утихомирить, — прошептал капитан.

Они натянули маски на лица и взялись за оружие. Дан сигнал, и началась работа. Препоны и срывы пошли один за другим. В комнате оказались две женщины. Горничная собирала белье и складывала на полку, дежурная записывала что–то в журнал. Офицеры растерялись и почему–то оба бросились на дежурную. Горничная завизжала. Капитан ударил рукояткой пистолета одну, затем оттолкнул в сторону лейтенанта и успел прихватить вторую. Горничная попыталась выбежать в холл, но сильная рука ухватила ее за волосы. Рука взмахнула над головой жертвы трижды, удары сыпались на одно и то же место. В результате лобовая кость проломилась насквозь. В течение всего времени до последней секунды женщина издавала душераздирающий крик. Смерть оборвала ее вопли. Светлый костюм капитана превратился в буро–красный.

— Сваливаем! — рявкнул лейтенант.

— В номер, сука! — зарычал капитан, наставляя пистолет на партнера. — Вперед, ублюдок! Идешь первым, стреляешь в патлатого, здоровяк мой!

Лейтенант понял, что первая пуля достанется ему. От кого, это не имело значения. Они перескочили в режим агонии, и путь к отступлению исчез, как мираж.

Коридор все еще пустовал.

Даша перелезла через парапет и оказалась на слабо освещенной стоянке. Она не стала проходить через ворота, зная любопытство и болтливость сторожа. В будке старика все еще горел свет, очевидно, в таком возрасте люди вообще не засыпают. Пригнувшись, девушка прошмыгнула между машинами и спряталась за «фордом» адвоката.

Сторож действительно любил почесать языком. Увидев в воротах Нину с двумя сумками, он спросил:

— Неужто решили уезжать? В такое–то время?

— Нет. Я еще не уверена в этом.

Она улыбнулась, прошла на территорию стоянки. Машину пришлось искать по памяти. Электричество жгли там, где оно окупалось, а здесь каждый автомобиль имел фары. Нужно лишь найти его в полумраке. Девушке стало страшно. Без особых причин. Зря она начиталась записей малолетней убийцы. От таких идей и мыслей может крыша поехать. Марка словно подменили, он сам стал похож на маньяка с навязчивой идеей. Нина подумала о том, что ей лучше уехать. В таком режиме жить невозможно. Он казался совершенно другим человеком, она не представляла Левина раздраженным, нетерпеливым, грубым, злым, жадным. Такой он ей не нужен.

Возле машины никого не было. Нина прищурилась. Слабое зрение не раз подводило ее.

— Что за глупые шутки! — раздраженно сказала она.

— Это не шутки, Нинок!

Перед ней выросла та самая брюнетка.

— Что вам нужно? Я вас не знаю.

— Зато я тебя знаю. Где ключи от машины?

— В портфеле, — машинально ответила секретарша.

— Вот и чудненько. Иди сюда.

— Чего ради.

В тусклом свете фонаря блеснул никелированный ствол пистолета. Того самого, который она привезла из Москвы.

— Ради большой любви. Зря ты, подружка, ввязалась в эту историю.

Наконец она узнала знакомый голос, и у нее подкосились ноги. Ничто на свете не могло напугать ее больше, чем стоящая перед ней тень. Девушка онемела, как кролик перед удавом. Страх и тот растворился где–то в ночи. Тут случилось что–то непонятное и необъяснимое.

— Раздевайся, — приказала Даша.

В течение нескольких минут они обменивались одеждой. Затем Даша залезла в портфель Левина и нашла ключи. Она подняла крышку багажника, приблизилась к Нине, левой рукой сняла с нее очки, а правую с пистолетом прижала ко лбу жертвы. От холодного металла у Нины по коже пробежала дрожь. Она закрыла глаза и не двигалась. Даша нажала на спуск, и слабый хлопок выстрела затерялся в ночи.

Труп Нины лежал на дне багажника, а дымчатые очки валялись возле лица. Подслеповатые карие глаза остекленели и уже ничего не видели.

— Ну что? — спросил сторож. — Решили остаться?

— Не совсем так. Я решила ехать поездом, а машиной воспользуется хозяин. Я от него устала.

В очках Нины Даша видела очень плохо и тут же их сняла, как только вышла со стоянки.

Свою сумку она повесила на плечо, а портфель несла в руках.

Номер 094 оказался открытым. Даша вынула из портфеля Левина деньги, документы и, оставив адвокату смену белья, бросила портфель на кровать. 1

Даша заперла номер и спустилась вниз. Вновь пришлось надеть очки и сдать ключ дежурной.

— Когда он вернется, передайте, что я уехала. Он знает, по каким причинам.

Администратор понимающе кивнула. Что говорить, загулял мужик, второй час ночи. Впрочем, здесь ко всему привыкли, и никто ничему не удивлялся.

Даша прошлась по аллее и присела на лавочку. Народу стало меньше, но веселье продолжалось. Хлопали пробки от шампанского, и раздавались радостные вопли. Даше захотелось выпить, упасть в кровать и уснуть. Она устала. В номере ее ждал смешной человечек с добрыми, как у пса, глазами. Ему тоже не повредит глоток шипучего вина. Девушка вздохнула, нехотя встала и подошла к буфету уличного кафе. Купив бутылку, она открыла сумку и улыбнулась. Все встало на свои места. Ее дневник, деньги, жемчуг и даже портмоне Левина со всем его капиталом и документами. Особенно ее порадовала сумочка Нины, где лежали ее паспорт и дорогая французская косметика. Теперь Левин будет бегать за своими вещами. Они поменялись местами.

— А король–то голый! — произнесла она вслух.

В эту секунду за ее спиной раздались выстрелы. Она оглянулась и почему–то взглянула на окна своего номера.

Антон зевнул и посмотрел на приятеля. Дальнобойщик опорожнил второй стакан и хрякнул.

— А ты чего не пьешь, хлюпик?

— А что зря добро переводить.

— Не понял?

— После первой же рюмки я попадаю на последнюю стадию опьянения. Свалюсь под стол, и на этом все веселье кончится. А мне интересно слушать твои истории.

— Это точно. Мне