Все промолчали с удовлетворенным видом. По их выражениям можно было предположить, что далеко не все из них читали роман американского классика. Сам Поль читал только выдержки из романа в книге о Полинезии. И тут Поль решил сказать то, что нужно было сказать, и чего он до сих пор не говорил. И он сказал:

– Вероятно, мне придется остаться на острове на некоторое время. Они же не смогут без меня освоиться с декларацией, даже когда ее подпишут, и вы все уедете.

Воцарилась общая тишина. Все сидели не двигаясь. Возможно, этот вопрос уже обсуждался, но только не в присутствии Поля и его мамы. Молчание нарушила сама мама.

– Поль прав, – сказала она ровным спокойным голосом. – Он остается единственным лицом, непосредственно связанным с правительством Франции и королем Хатуту.

Мама умная. Поль поднялся с места, подошел к маме, поцеловал ее. К утру опустился густой туман. Ветра не было, но волны были еще высокие. Килевая качка перешла в бортовую. Представители ООН и юрист по случаю морской болезни не вышли к завтраку. Их, вероятно, рвало, судя по тому, как матросы с недовольным видом вносили в их каюты ведра с водой и швабры. Когда туман рассеялся, солнце было в зените. Мама, теперь уже в красном купальнике, сидела на палубе в шезлонге, а напротив нее сидел в английских плавках Дэвид Фридман. Они говорили о чем-то умном. Поль разделся догола и улегся между ними на деревянной палубе. Не обращая на него внимания, они продолжали разговор.

– Феминизм имеет свои положительные стороны, – говорила мама. – Однако, есть в нем нечто патологическое, порочное, греховное. В некоторых священных писаниях есть попытки предсказания этого явления.

– Дело в том, – рассуждал Фридман, – что мужчина это творческое начало, женщина – исполнительское. Ни одна женщина не сочинит музыку в силу Верди или Моцарта. Это уже отметил Мопассан. Зато женщины пианистки никогда не уступали мужчинам в исполнении и даже превосходили их. Во время войны погибло много мужчин. В различных департаментах и производствах женщины заменили мужчин. Там, где требовалось исполнительское начало, производства даже выиграли, однако на тех местах, где требуется творческое начало, – вы можете себе представить на месте Уинстона Черчилля женщину?

– А вы можете четко разграничить творчество и исполнительство? – спросила мама. Она опустила руку, провела ладонью по голове Поля. – Ты давно был в парикмахерской?

Вместо ответа Поль сказал:

– Мама, я забыл сказать: когда я уезжал с Хатуту, Соу-Най была опять беременна.

– Какой срок? – сразу оживившись спросила мама.

– Был месяц или больше. Теперь, наверное, уже заметно.

– Как хорошо, что я скоро ее увижу! – И она снова обратилась к Фридману: – Вы правы. Женщина вынашивает ребенка и воспитывает его, пока он не самостоятелен. Сама природа заложила в женщину исполнительское начало.

Фридман с улыбкой сказал:

– Поздравляю, – и тут же спросил: – А потом? После того, как ребенок станет самостоятельным, кто будет его воспитывать?

Мама теперь тоже улыбалась. Известие о беременности Соу-Най сняло с нее напряжение, в котором она до сих пор находилась. И теперь уже другим, легким тоном она продолжила разговор с Фридманом:

– Я знакома с преподавательским составом. За последнее время количество женщин в системе образования значительно возросло, и уровень образования заметно снизился. Не значит ли это, что преподавание требует творческого начала?

В своей каюте Поль уложил в большой рюкзак все вещи, которые нужно было взять, когда он первым выйдет на берег Хатуту.

Проснулся Поль до рассвета. Одевшись, он вышел на палубу. Небо посветлело. Слева по борту на горизонте показалась полоска земли. На палубу вышла мама, остановилась рядом с Полем, сказала:

– Нуку-Хива.

Ей уже приходилось дважды побывать на Нуку-Хива. Где-то здесь разбился самолет отца. Вероятно, обломки самолета, найденные в океане, до сих пор лежат где-нибудь на этом острове. Когда рассвело, впереди на горизонте появился низкий расщепленный конус – невысокая гора с двумя вершинами. Гора казалась темносиней на фоне утреннего неба.

– Хатуту? – спросила мама.

Поль кивнул:

– Хатуту.

После завтрака все продолжали обсуждать детали предстоящих переговоров. Более всех волновался Хаг Нолэй – нейтральный переводчик, назначенный ООН. Он то и дело обращался с вопросами к Бернару и Роже, а то и к самому Полю. По указанию Поля было решено высадиться не у Прибрежной деревни, как в прошлый раз, а у Большой деревни, скрытой со стороны моря густой рощей. Когда их две моторные лодки подплыли к берегу, солнце поднялось уже высоко и слепило глаза. На песчаном участке берега, что расположен у Большой деревни, собрались почти все жители Хатуту. Они уже имели опыт встречи белых людей с больших каноэ. Как и в прошлый раз впереди стояли старейшины, а за ними ряд воинов и вождей, сдерживающих толпу любопытных дикарей. Еще издали Поль различил высокую худую фигуру. Это был Канига – старейшина Большой деревни. Когда моторные лодки вошли в зону прибойных волн, Поль подал знак остановиться, а сам спрыгнул в воду. Вода была по пояс, и он, держа над головой свой большой рюкзак, побежал к берегу. Выйдя на песок, он остановился, поставил рядом рюкзак. Среди воинов, сдерживающих толпу дикарей, он увидел Тав-Чева и Соу-Най. Они стояли рядом. Их никто не сдерживал, они сами не решались выйти вперед. Поль подумал, а что если они не узнают его в шортах, рубашке и с модной парижской стрижкой? Он поспешно сбросил с себя одежду и направился к ним. И тут Тав-Чев сорвался с места и бросился к нему. За ним последовала Соу-Най. Поль слегка присел, растопырив в стороны руки, и Тав-Чев прыгнул на него, сцепив руки вокруг его шеи. Поль крутанул его несколько раз вокруг себя, тихо спросил:

– Король Намикио здоров?

– Здоров. Только у него камешки кончились.

– Я принес новые.

– Па, ты больше не уедешь?

– Нет.

Поль обнял подошедшую Соу-Най. Она обняла его за шею, они потерлись щека о щеку. Обнимая ее, он ощутил под складками тапы ее выпуклый живот. Беременность была уже заметна. Груди ее были приподняты, подвязанные лентой тапы, и торчали сосками вверх. Поль быстро подошел к Каниге, слегка сжал его локти, знак приветствия, и Канига сжал его плечи, тоже знак приветствия.

– Канига, король Намикио у себя в доме?

– У себя в доме, – ответил Канига и добавил: – У него камешки кончились.

– Канига, есть новый закон, – сказал Поль так, чтобы слышали и другие старейшины. – Белые люди не могут выйти на берег Хатуту, пока король Намикио им это сам не разрешит. И люди Хатуту тоже не должны подходить к белым людям, пока король Намикио не разрешит. Я должен рассказать про этот закон королю Намикио и всем старейшинам. Нам всем нужно пойти в дом короля, я там всем должен это рассказать. А пока воины пусть не пускают наших людей к белым.