дроттнинг не будет на этой земле.

Сольвейг встала, высокая, как все Торбранды, и объявила:

— Я не уйду из Свеи, Ньорд. И у славян мне нечего делать, я и языка-то не знаю толком… И вообще… Здесь мой муж, мои дети, те, что умерли младенцами, мой брат, мои родители. Мне нечего искать на новой земле, оставьте меня здесь.

Ньорд долго смотрел на неё:

— Ты останешься линьялен Брандстана?

Тут мы все оборотились на него.

— Ты предлагаешь мне…

— Я не собирался трогать Брандстан, пока была бы жива Рангхильда. Если тебе некуда идти, оставайся линьялен Брандстана, веди мою вотчину, как вела некогда Сонборг. Что скажет твой наследник?

Рауд поднялся, будто ледяной, как фигуры на зимние праздники, и сказал:

— Я и мой сын останемся, если ты позволишь, Ньорд.

— Рауд… — выдохнула Сигню…

Он посмотрел на неё, улыбнулся спокойно:

— Как ты называешь меня, Сигню, «братишка»? Мне тоже нечего искать в новых землях. Моя жена осталась где-то в Свее… Может быть, Боги сподобят её вернуться?

Ньорд нахмурился, отвернувшись, и сказал:

— Оставайтесь, здоровая ветвь Торбрандов. Мне будет за кого отдать дочерей замуж. Старшей моей дочери на будущий год семнадцать, бери её, Рауд, себе в жёны. А младшую, которой четыре, выдадим за твоего сына, когда войдут в возраст. Объединим Свею. Сделаем то, чего не смогли с Сигурдом…

Молчание повисло над всеми нами. Не начатая битва оканчивается победой Ньорда. Что будет со Свеей? Останется надежда на возрождение. Останется надежда на то, что норвеев изгонит, если не Ньорд и его дети, то, может быть, внуки. А кому царствовать на этих обезлюдевших, разрушенных, сожжённых, вытоптанных просторах, покажет судьба.

Мы уходим. Той же ночью уходим на восток в Брандстан. Отходят рати Ньорда, уходит и наше, маленькое против его, войско. Нам здесь нет больше места.

— Сигню! — окликнул меня Ньорд.

Я повернула коня. Сигурд останавливается, но не едет за мной.

В свете факелов её лицо ещё прекраснее и нежнее. Она смотрит на меня.

— Я умру скоро, Сигню, — пересохшим горлом сказал я.

Она подъехала ближе. Совсем близко, бедро к бедру ко мне:

— Нет, Ньорд, — смотрит на меня и будто видит то, чего я ещё разглядеть не могу. — Без тебя Свеи не станет вовсе. Только ты можешь удержать и изгнать норвеев, они подчиняются тебе. Сделай это. Просто нет больше Нашей Свеи, нашей с Сигурдом. Но значит, быть твоей. Ты сильный, ты Особар, ты можешь всё.

Она так близко. Но она всегда была очень далеко, даже когда была моей телом, разве я владел ею? Она смотрит чёрными зрачками, мне кажется, я весь утопаю в них:

— Ты можешь всё, — повторяет она. — Боги выбрали тебя для Свеи. Прощай, не вспоминай меня. Живи, Ньорд!

И вдруг она наклонилась ко мне через седло и провела ладонью по моей щеке… это прикосновение я буду помнить до смерти… Я хотел тебя. Украсть твою любовь, подчинить… Но ведь я никогда не верил в любовь… Вон он, кто верит, ждёт тебя, придерживая коня. И он в последний раз посмотрел на меня. Вы оба меня изменили. Как Свею, которую я разрушил… С ним рядом вы и уходите навсегда из моей жизни… узнаю я ещё что-нибудь о вас? Услышу ли? Сможете ли вы пересечь море, примут вас на том берегу?..

С какой тоской я остаюсь на этом берегу! Много свеев остались здесь в Брандстане под рукой моей матери. Я её наследник, моего наследника, сероглазого Рагнара, я беру на руки, этой осенью ему будет три. Женится на дочери Ньорда… Что же… не всем доводится быть счастливыми в любви. Вот и Агнета оставила меня. Долго плакала, прежде чем сказала, что не может продолжать встречаться со мной, что не может дольше предавать Берси, который её так любит…

А мне что же… А Агнета смотрит не замутнённым уже любовью взглядом и говорит: «Ничего же не могло быть…Только мучили бы друг друга»…

И вот они погрузились на ладьи. Двенадцать кораблей тех, кто захотел пойти за Сигурдом и Сигню в неизвестные дали и к неизвестной судьбе. Куда ведут их норны?..

Я не один остаюсь, но как я буду без всех вас, тех, с кем прожил всю жизнь? Стирборн, мой самый близкий друг, мы с тобой жили общими интересами, взглядами, у нас были жёны, наши дети росли рядом. Все ставшие молочными братьями в эти тяжёлые времена. Но теперь ты уходишь…

Торвард Ярни, счастливый молодожён, который в аду войны нашёл своё счастье и везёт теперь с собой свою молоденькую жену, смотрит своим вечно юным взглядом.

Исольф, ещё больше закрывшийся после смерти Льювы. Но с необыкновенно расцветающим лицом, когда взгляд его обращается к Харальду, его сыну. И такого Исольфа я не знал никогда раньше. Такого Хальварда Исольфом не назвал бы никто…

Берси, мой счастливый соперник. Что ж, если ты, правда, любишь Агнету… Возможно, я любил её слишком мало. Люби её за нас двоих.

Гуннар, каменная глыба. Даже стрелы отскакивают от тебя, но ты навеки и безнадёжно влюблённый в свою дроттнинг…

Сигню. Мне казалось, я влюблён в мою двоюродную сестру. Боги! Как давно это было… А Гуннар так и смотрит на неё просветлённым взглядом.

Боян, божественный голос, как настоящий посланец Асгарда среди нас, твои песни, твои истории и сказки навсегда останутся в Свее и теперь пересекут море. Их уже давно рассказывают детям, их знают взрослые. Ты уходишь, но ты навсегда останешься здесь, в Свее…

И Гагар уходит. Остался бы, но уходят Хубава и Ганна, а они связаны все трое, сколько я их помню, друг без друга никуда.

Но Легостай остаётся с нами. Решил остаться со своей линьялен, которой служил многие годы, даже сын его уходит, но сам старый воевода остаётся в Свее. И мать, я видел, сильно приободрилась его решением. Старый, проверенный годами и войнами воевода стоит войска. Ничего, и войско мы соберём. Сигурд многому научил нас всех.

Сигурд и Сигню, вы последние, подобные Богам, йофуры Свеи, вы сами как Асы, вы и уходите теперь от нас будто обратно в Асгард…

Нет, мы не шли в Асгард. Мы шли в неведомые ещё для нас земли в надежде быть принятыми. В надежде быть понятыми, потому что наша земля изгнала нас. Мы шли через море в надежде на новую жизнь…

Четыре дня страшная буря мотала наши корабли, будто испытывая на стойкость наше решение. Будто Боги проверяли, достойны мы всё же