марш – настроение стремительно испортилось. Нет, он и без того знал, что Австрия хреновый союзник, но как же не ко времени. Будь у него ещё несколько лет в запасе – и тогда «прусский проект» мог бы воплотиться в реальность, а сейчас… Сейчас он даже не может подключить к войне шведскую армию. То есть теоретически-то может, но настроения в шведском обществе сильно отличаются от померанских. И если Фридрих догадается обставить дела так, что претензии у него только к герцогу Померанскому, а не королю Швеции… А он не дурак, обставит…

А значит что? Значит, ригсдаг может отказаться выделить финансирование или вовсе отказаться выставлять на войну шведские полки. Дескать, это проблема Померании, а не наша. Пусть в своё время он и проредил ригсдаг, пусть там заседают не взяточники, а шведские патриоты… Так в том и проблема, что патриоты! Пусть они любят и уважают Вольдемара Первого, но ещё больше любят свой народ… А численность его сейчас ой как мала! И очередная крупномасштабная война может снова ввергнуть страну в демографическую яму. Да какую там яму?! Из демографической ямы, получившейся после пирровых побед Карла Двенадцатого, положившего ради своих амбиций едва ли не три четверти шведов-мужчин на полях сражений, страна не выбралась по сию пору. Будет крупная война с большими потерями – и всё, пропасть! Населения просто не останется для её защиты! Швеция исчезнет.

– Надо искать союзников, – глухо молвил король, – и предупредить Павла, что скоро у него начнутся проблемы с Турцией и, возможно, Персией.

Не надо быть гением, чтобы понять: если начнутся военные действия с Померанией, союзную Россию тоже постараются «занять». Даже не обязательно ради этого объявлять войну – достаточно проплатить мусульманам, и те начнут бряцать оружием рядом с границами. Ну а там «международное сообщество» в лице Англии и Франции подтянется, ноты протеста выдаст – неважно, против чего. И всё – русские войска уже заняты.

Проблемы начали решать сразу несколькими путями: предупредили Павла, начали подготавливать общественное мнение подданных и искать способы нейтрализации Австрии. Интересную идею подала Наталья.

– Мария-Терезия совсем плоха? – задумчиво спросила она за завтраком.

– Ну не совсем, но больше пары-тройки лет не протянет.

– А если Иосиф умрёт, то это может ускорить её свидание с богом?

– Может… Спасибо, родная.

Королева чуть улыбнулась и принялась за еду. В самом деле, если правители какого-то государства хотят принести хаос, то нанести им ответный удар будет честным. Даже заранее.

– Начинай операцию «Восстание», – распорядился Владимир.

– А не рано? – осторожно осведомился Андрей Трауб, который был у него не только главой МИДа, но и главой недавно появившейся Службы внешней разведки.

– Мне не надо, чтоб они успехом кончились, пусть австрияки просто поверят в них.

Дипломат подёргал воротник и сел.

– По какому принципу показывать восстание? «Тлеет», «в самом разгаре» или «вот-вот вспыхнет»?

– Пожалуй, «вот-вот вспыхнет» будет лучше всего, – отозвался герцог, – мне нужно, чтобы австрияки влезли туда как можно быстрей и наломали как можно больше дров. Сможешь?

Трауб задумался ненадолго, породистое лицо его превратилось в подобие восковой маски.

– Смогу, – уверенно сказал он, – только мне подробности нужны.

В Андрее король был уверен – экстрасенсорика всё-таки большое преимущество, особенно умение отличать правду от лжи и читать эмоции. Коротко рассказав суть, Владимир пояснил:

– Мне нужно, чтобы Мария-Терезия с сыном было твердо уверены в существовании заговора против них. Кто там будет главным заговорщиком, не важно, но желательно, чтобы не сами австрийцы, а венгры там или чехи… Если будет выглядеть не просто как попытка переворота, а как желание отделиться – вообще идеально.

– Можно, в Вене этих заговоров… Если не нужно никого конкретного подставлять, задача упрощается.

– Никого. Напротив, в идеале след должен оказаться очень запутанным, лишь бы вёл в нужную сторону. А там… Они сами решат – кто прав, кто виноват…

Организацией «Венской весны» начали заниматься не только Андрей Трауб с Юргеном фон Во, причём независимо друг от друга. К делу подключились ещё и староверы, офицеры, некоторые иностранные дипломаты. Но тут уже доверия не было, просто отдельным людям поручались какие-то вполне невинные задания: отправить письмо из конкретного городка, обронить несколько слов в известной кондитерской… В сочетании с операциями спецслужб должно было сложиться впечатление всеобъемлющего заговора.

Служба внешней разведки принесла достаточно забавные сведения о поляках, эмигрировавших в Америку. Шляхтичи после репрессий потеряли не только земли, но и влияние. Очень и очень многие не смогли доказать не то что права на землю, но даже и дворянское происхождение. А как же, постоянные войны и набеги соседей как-то не способствуют сохранности документов… Справедливости ради нужно сказать, что и самозванцев хватало, причём было их на удивление много. Ну не суть – эти самые обиженные начали массово эмигрировать в другие страны. Не сразу, разумеется, были попытки «рокошей»[294], восстаний и мятежей, но самых опасных нейтрализовали сразу, после чего Владимир давил такие попытки в самом начале.

Пруссии гонористые шляхтичи не были нужны, как и Австрии – последняя выдавливала их даже из доставшейся ей части Польши, отдавая землю своим дворянам. Мягче, чем Рюген, но всё же.

Польское дворянство оказалось просто не нужным в Европе – идти рядовыми солдатами мало кто хотел, ну а больше они ничего не умели. Претензий же было…

Вмешались англичане с французами и начали перевозить поляков в свои колонии. Понятное дело, что самые «вкусные» места им не достались, так что ехали они в Северную Америку[295], причём в совсем уж захолустные уголки. Что самое интересное, все они были уверены, что сразу после приезда они станут как минимум управляющими, а как максимум – им дадут поместья с крестьянами. Убеждение было глубочайшим, и когда оказалось, что они, «высокородная» шляхта, нужны в качестве крестьян, подсобных рабочих или в самом «козырном» случае – солдат где-нибудь на границе с индейцами… Начались бунты.

Естественно, бунты легко (в основном) подавлялись, но поляки быстро заработали крайне негативную репутацию лентяев и дураков. В итоге, капитаны кораблей начали продавать их в качестве рабов[296]. Формально это обставлялось достаточно грамотно, как контракт – те должны были «покрыть долги за перевозку» или ещё что-нибудь, но фактически…

В общем, паны на своей шкуре испытали, каково быть быдлом. Судьба польских дворян никого не заинтересовала, и по оценкам СВР, в рабство попало как минимум тысяч пять