И еще. Эплби никак не мог решить, стоило ли удивляться, что, столкнувшись с новой для себя проблемой, он так часто вспоминал чуть более ранние высказывания Уинтера об искусстве.

– Мы с мисс Кейви, – говорил Уинтер, – решили совместными усилиями дать определение природе плохого искусства. И нам показалось естественным начать с формулировки, что есть искусство вообще. Прусту принадлежит мысль, что художник дарит нам подлинное наслаждение, позволяя познать иную вселенную. Искусство и представляет собой акт создания новой вселенной. И, как я догадываюсь, вам всем покажется крайне примечательным тот факт, что мисс Кейви полностью согласна с Прустом.

Уинтер явно находил приближавшиеся торжества куда более скучными и занудными, чем выходки ожившего Паука. Он собрал вокруг себя небольшую группу слушателей и говорил с той смесью личной скромности и профессиональной смелости, которая побуждала его добродушно настроенную партнершу мисс Кейви одобрительно и энергично кивать в знак полной его поддержки. Она уже совершенно оправилась от утренних потрясений и теперь, оказавшись в центре внимания, как актриса у театральной рампы, была весьма довольна таким оборотом событий.

– Безусловно, – произнесла она свой вердикт, – Пруст был прав.

– Мисс Кейви, – продолжил Уинтер с самым невинным видом, – может считаться признанным авторитетом в данной области, и нам стоило бы ее послушать. Но мы рассматриваем проблему под несколько другим углом зрения, и потому позволю себе заметить: получив первое определение, нам не составит труда сделать вывод о том, что искусством не является. Художник, если следовать такой логике, не дает нам возможность познать нашу собственную вселенную. Вот почему исторические документы не могут считаться искусством; мы не причисляем к нему газетные репортажи, какими бы точными и мастерски написанными они ни оказались. И даже если сама мисс Кейви возвращается из экспедиции по изучению сельских характеров и нравов, а потом просто переносит увиденное и услышанное на бумагу, то этому тоже еще очень далеко до искусства. Чтобы создать истинное произведение, требуется воздействие каких-то иных сил.

– Потому что существует такое понятие, – мисс Кейви с удовольствием похлопала себя по животу, – как духовная составляющая.

– Совершенно верно, – сказал Уинтер и ненавязчиво, без намека на пародию тоже сложил руки пониже груди. – Необходима также способность придавать словам форму. Пластика слов, как не совсем точно определил это Кольридж.

Стоило ему пуститься в глубины теории, как аудитория заметно поредела. Однако Эплби, которого привлекали и забавляли вольные импровизации Уинтера, задержался, чтобы послушать дальше.

– Наш обыденный житейский опыт не относится к сфере искусства. Но приведем еще один афоризм Пруста – «Музы – дочери памяти» и поймем, что искусство невозможно без воспоминаний. Но (и в этом заключается важнейший парадокс) воспоминаний непременно неточных! Мисс Кейви вспоминает об опыте, приобретенном при посещении деревни, но ее воспоминания – и как же благодарны мы должны быть за это! – представляют собой божественно искаженные реминисценции художника. Именно этот фактор делает ее книги столь причудливыми, не похожими ни на что, реально существующее в нашей обыденной вселенной. Вот печать истинного искусства, которое мы определим теперь с помощью приблизительной цитаты из Вордсворта как «умиротворенное восприятие ложных воспоминаний». А дальше, если говорить о плохом искусстве…

Но Эплби пришлось пожертвовать возможностью почерпнуть сведения о плохом искусстве ради возможности перехватить доктора Чоуна, замеченного им в одиночестве по другую сторону зала. Хотя ему все же удалось извлечь полезные наблюдения из лекции Уинтера. Над мисс Кейви сегодня всласть поиздевались все кому не лень, и эти новые насмешки казались уже перегибом. Сказывалось нервное напряжение, и даже Уинтеру начало изменять чувство меры, но лишь потому, что куда важнее становилось ощущение собственной безопасности. Таким образом, сделал вывод Эплби, по крайней мере еще один человек – и человек далеко не глупый, не склонный пугаться собственной тени, – так же как и он сам, напряженно ожидал наступления вечера. Эплби мог безошибочно предсказать, что в девять часов рассуждения Уинтера станут оживленнее, чем в восемь, а в одиннадцать его будет слышно громче, чем в десять.

Неспешным шагом он приблизился к Чоуну.

– Как вы считаете, – спросил он, а поскольку Уинтер по-прежнему доминировал в зале со своими речами, то пояснений не требовалось, – ум ученого действительно начинает работать активнее под влиянием страха или волнения?

– Человеческий мозг, мой дорогой Эплби, обычно трудится с более полной отдачей и как никогда плодотворно в условиях эмоционального стресса. Однако различные эмоции стимулируют и различные реакции интеллекта. Взять, к примеру, острое ощущение опасности, – Чоун уже слегка размяк после первого бокала амонтильядо[106] и был готов к дружеским, поучающим и не менее громким, чем у Уинтера, тирадам. – Наш любезный друг несет полную чепуху о божественной неточности памяти как источнике подлинного искусства. Хотя мог бы гораздо осмысленнее порассуждать о необычайной череде быстрых воспоминаний, вызываемой в нас страхом смерти.

– Вы имеете в виду пример с тонущим человеком?

– Вполне подходящий случай. Представление, что в памяти тонущего человека проходит вся его жизнь, в целом совершенно справедливо. Известны многочисленные рассказы выживших, как люди в условиях угрозы для жизни вспоминали прошлое с поразительной интенсивностью и в мельчайших подробностях. Это случай более быстрой работы мозга – пусть и в пассивной форме – под давлением страха. Но гораздо более мощная мозговая деятельность вызывается не испугом, а гневом. Считается, что в сложных, запутанных ситуациях человеку следует прежде всего не поддаваться эмоциям и сохранять хладнокровие. Но так мыслят только невежественные учительницы начальных классов, и это одно из наиболее распространенных обывательских убеждений. – Чоун смотрел на Эплби с суровой, но не враждебной серьезностью знатока вопроса. – Вы гораздо быстрее решите любую вставшую перед вами интеллектуальную проблему, если она вас по-настоящему разозлит. Эту гипотезу мы проверяли путем лабораторных тестов. Ее правильность можно считать доказанной.

«Как и существование телепатии», – подумал Эплби, прислушиваясь к стоявшему неподалеку мистеру Элиоту. Тот как раз объяснял своему менее удачливому коллеге Гибу Овероллу, что хорошая беконная свинья должна быть крупной и с волосатой спиной, покрытой толстым слоем жира. Оверолл же, не изменяя своей обычной меланхолии, явно готовился последовать рецепту доктора Чоуна для решения вставшей перед ним умственной задачи. Чуть поодаль мисс Кейви снова проходила путь от блаженного неведения к подозрительности, а потом и к полному недоверию к собеседнику. Сознательно или подсознательно, но все участники праздника вырабатывали сейчас способность к мощному выплеску раздражения. Чувствуя, что общее настроение дает ему на это право, Эплби перешел в наступление и неожиданно резко спросил: