– Возможно, потому, что я стал видеть происходящее делом рук самого Элиота. На него что-то накатило, и он совсем рехнулся. Меня навязчиво преследует эта жуткая мысль. А вам такая вероятность не приходила в голову?

Уинтер вернулся к окну, и его силуэт вырисовывался теперь на фоне неяркого света из-за портьеры.

– Да, я думал об этом. Как и сам Элиот. Он предложил мне современную теорию, объясняющую суть его сумасшествия, которую, кстати, разделяет Чоун. С Чоуном я побеседовал детально, получив в итоге щелчок по носу за свои старания. Но зато могу рапортовать: Чоун не держит Элиота в перманентно полугипнотическом состоянии. Чоун вообще не годится на роль злодея. Он человек науки со всеми достоинствами и недостатками.

Уинтер виновато рассмеялся.

– Признаюсь, это была не самая умная версия, и я подумаю дважды, прежде чем впредь заводить речь о чем-то подобном. Но я тоже должен поделиться с вами интереснейшим фактом, который, чтобы быть точным, мне сообщила миссис Моул. – В его голосе даже послышались триумфальные нотки. – Вы согласны, что человек, отравивший прошлым вечером Арчи Элиота, и есть тот, кого мы ищем?

Эплби усмехнулся.

– На этой стадии расследования нет ничего, с чем я был бы готов безоговорочно согласиться. Но звучит весьма интригующе.

– Так вот, – начал терять терпение Уинтер, – Арчи отравил себя сам. Миссис Моул видела, как он это сделал.

– Прекрасно, что наконец хоть кто-то и хоть что-то увидел. Непроницаемая завеса, которую набросил на себя шутник, начала не на шутку меня тревожить. Ах, эта славная миссис Моул!

– Похоже, новость не произвела на вас особого впечатления.

– Не произвела.

Между мужчинами падали снежинки.

– Но разве же… – решительно прервал затянувшееся молчание Уинтер.

– Эта информация нам мало чем помогает. – Эплби говорил спокойно, но уверенно, хотя при желании собеседник мог подумать, что его слегка поддразнивают. – Миссис Моул следует и впредь оставаться наблюдательной, чтобы заметить что-нибудь еще. А пока, повторюсь, мы все видели слишком мало.

– А если задержимся здесь, то и ужина не увидим. – Уинтер отшвырнул в темноту окурок. – Я думал, вас действительно интересует разгадка тайны. Между тем, когда мне удается добыть решающую информацию, вы по неясным причинам отметаете ее как незначительную. Что очень печально, и во мне не вызывает должного к вам уважения.

– Мой любезный друг! Вам нет нужды уважать меня. Уважайте интеллект, стоящий за всей этой историей.

– А заслуживают ли уважения дурацкие шутки? – Желание продолжить разговор пересилило в Уинтере чувство голода.

– Я только хотел сказать, что какие бы цели ни преследовал шутник, он – человек необычайно острого ума. Любой ум, способный столь чисто выполнить набор не самых простых маневров и не попасться, заслуживает высокой оценки – пусть даже смысл этих маневров представляется тривиальным или извращенным. И вы сами подозреваете существование у злоумышленника плана. – В голосе Эплби снова могла померещиться чуть насмешливая интонация. – Хочу подчеркнуть, что это пока самое важное подозрение из всех, высказанных вами.

– Здесь я всего лишь следовал за ходом ваших собственных рассуждений.

Эплби кивнул совершенно серьезно.

– Да, план определенно есть… Вам часто приходилось читать литературу по научному направлению, которым занимается Чоун?

– Крайне редко. – Уинтер откровенно вслушивался в доносившиеся из дома звуки, чтобы не пропустить сигнала к ужину. Он был одновременно зол, сбит с толку и нетерпелив.

– В вашем колледже есть штатный преподаватель психологии? Тот же Бентон, к примеру. Это не его специальность?

– Ваши мысли скачут с непредсказуемостью антилопы. С чего вам в голову взбрела подобная идея? У нас нет никого, имевшего бы самое отдаленное отношение к сфере медицинской психологии, если именно о ней вы говорите. И уж, конечно, не Бентон. Между прочим, вы не впервые упоминаете о Бентоне. Уж не превратился ли он для вас в обманчиво манящую, но ложную цель?

– Похоже на то. Но ведь это Бентон так взволновался при случайном упоминании об ограблении дома Бердвайр, Бентон был близок к Шуну, а теперь на сцене появляется еще один ваш весьма сообразительный коллега – доктор Буссеншут – и начинает совать нос в это дело. Любопытно получается.

– Согласен. Но какое отношение имеет психологическая наука Чоуна…

Эплби не дослушал вопроса и поспешно шагнул в сторону дома.

– Когда у меня появляется невероятная версия, я предпочитаю не выкладывать ее сразу, а для начала основательно обдумать, – холодно произнес он. – Да, взвесить со всех сторон… Между прочим, что дало ваше расследование возможных алиби?

– Вынужден был остановить его. Мне это плохо удается. Но я сумел получить, на мой взгляд, важные данные, касающиеся главных действующих лиц. Ваша сестра, как вам наверняка уже известно, пряталась вместе с Чоуном. Кермод был в паре с Овероллом, а Тимми – с Топлэди. И, кстати, они крупно повздорили. Тимми потребовал, чтобы Топлэди вернул ему какие-то стихи. Но оказалось, что Топлэди, совершенно не разбирающийся в поэзии, передал их на критический анализ своей бабушке. Старая леди, как считается, обладает тонким литературным вкусом. Тимми это привело в бешенство.

Эплби только вздохнул.

– В конце концов, – рассеянно сказал он, – это место не зря перекрестили в Дурость-Холл.

Но, не успев подойти к окну, замер, словно пораженный внезапной мыслью.

– «Полуночное убийство» уничтожено, порвано в клочья. Злые козни шутника довели Элиота до такого состояния, что он собственноручно растерзал почти готовое произведение. Вчера вечером все строили предположения, что книги номер тридцать восемь уже не будет. События так глубоко повлияли на писателя, что заставили отступиться и обречь Паука на ликвидацию. Но что теперь? Возникает ощущение, что уже весной в списке бестселлеров появится новый роман о Пауке.

– Причем автором романа станет все тот же Элиот, – продолжил его мысль Уинтер. – Уж не проделки ли призрака загадочные происшествия в Расте?

– А если Элиот продолжит творить, не будет ли это означать полного провала плана?

– Именно так. Если Кермод…

– Не забывайте, что случай с Ренуаром дает ему алиби.

– Но если Кермод совместно с Овероллом… – Уинтер сделал паузу, и его глаза загорелись от возбуждения. – Два литератора из породы неудачников. Как раз подходящего нам пошиба. Уж не стоит ли отработать подобную версию? Элиот встревожен. Он не может понять, каким образом его глубоко личные идеи начали вдруг воплощаться в реальность. Но разве набор приемов, присущих всем писателям такого рода, не строго ограничен? И вот эти двое, которым тоже не откажешь в изобретательности, досконально изучив тридцать семь уже вышедших книг, затевают собственную совместную интригу…