пеной, а он как нырок: то появится на ребре самой большой волны, то низвергнется в кипящую бездну; только и видно, как крутятся над ним крикливые птицы – рыбалки. Он знает, что иные породы рыб ловятся только в непогодь, другие – когда тихо и ясно, а потому зовет ветры на озеро, волнует воду, поднимает и беспокоит рыбу, а когда этого не нужно ему – он гонит ветры прочь и возвращает на землю день ясный. Такова сила чарования, ведомая практическим великороссам, – по понятию суеверных белорусов.

– Чур пополам, чур вместе, – торопятся выговорить все товарищи, если все увидали находку разом или когда ранее усмотревший ее не успел или не догадался ее зачурать, то есть заповедать. По этой причине скорее чурают ее, доколе кто не увидал, – вся тайна и все права в этом. Обыкновенно же поступают так, что, по взаимному соглашению, обязывают платить соответственную долю товарищам того, кто возьмет себе находку.

Зачурованные, то есть чуром приговоренные, присвоенные находки на этом основании называются также чурами. А тех людей, которым находками случайно посчастливило в жизни, зовут чураками.

По народному поверью, помогало слово чур с неизвестных времен тем, кто находил клады, то есть зарытые в земле сокровища. Зарывались клады с зароками, например на три головы молодецкие, на сто голов воробьиных и т. п. Три головы должны погибнуть при попытке овладеть кладом – следующему по счету, четвертому, он обязательно достанется.

Надо зарок знать и притом помнить, что клад стережет злая сила – нечисть. Когда клад присумнится, то есть выйдет наружу и покажется блуждающим огоньком, и выговоришь зарок, черти начнут стращать, отбивать клад. Тут слово чур и очерченный круг только одни и выручают, спасая от смерти и мучений.

По народному верованию, на архангельском севере клады достаются только тем, которые не обманывают Бога, то есть тем, кто, заприметя клад, скажет три раза: «Чур мой клад с Богом пополам». Это значит, что дан твердый обет половину из открытого отдать на доброе дело или в пользу церкви.

Не вывелись еще, кроме того, на свете и в деревенском быту такие люди, которые на всю жизнь помешались на отыскивании кладов. А так как клад дается на счастливого и на клад надобится знахарь, то и выходит всего чаще пословичный: «Чурило – свиное рыло: по лесу ходит, дров не находит».

«Чур меня!» говорят (и вслед за тем спешат положить на себя крестное знамение) те люди, которых поражает какое-нибудь неожиданное явление.

Каждый из нас с ранних детских лет хорошо помнит, насколько важно было в товарищеских играх оставить за собой занятое место, хотя бы в игре в медведя, или оставить себя безопасным от ударов и от ожогов, например в игре мячом (в лапту, на рюхах, в городки). Кому надо отойти по какому-либо частному поводу в сторону, вне порядка игры, тот обязан оговориться: «Чур моя ямка, чур мое место, чур меня!» Зачуровавшийся, равно как и заговоренное место, становятся священными и неприкосновенными, как бы и впрямь какая-нибудь важная пограничная собственность.

Путник в дороге, догнавший другого пешехода, добрым приветом мир дорогой зачуровывает, заговаривает его в свою пользу, вместе идет, коротает время, чтобы не было скучно: сокращаются расстояния, меньше чувствуется усталость и проч.

Деревенские колдуны-обманщики и знахари-лекари, действуя на воображение, опутанное в туманную существенность, вызывают или нечистых духов, или темные врачебные силы такими заговорами и мольбами, в которых неверующий человек не найдет никакого смысла. Эта бессмыслица в суеверных людях даже увеличивает и страх и веру. Когда ловкие и опытные колдуны видят, что воображение верующих достаточно напугано, они выговаривают страшное слово: «Чур меня, чур!» Этим они желают показать, что нечистая сила уже явилась, невидимо присутствует тут, у него за плечами, и готова творить всякое зло. Но колдун, сильный человек, ее обуздывает, останавливает одним этим могучим словом чур меня, чур, то есть не тронь меня, не смей тронуть, в то самое время, когда она готова кинуться на людей и натворить разных бед и напастей. За проговоренным же словом все стали безопасны и неприкосновенны, как за каменной стеной, потому что заручены вызванным добрым духом, всегда готовым на помощь, чуром: они – зачурованы, то есть заговорены от нечистой силы. Для пущей уверенности в том колдуны обратившихся к ним за помощью очерчивают кругом, за который уже не посмеет заскочить самый бойкий и дерзкий чертенок. Велика сила этого слова, и им пользуются все суеверные люди с древнейших времен и повсеместно. Народ твердо убежден в том, что от нападения вражьей силы только тем и избавиться можно, если поспешить очертить вокруг себя круг, хотя бы перстом или палкой, и заручиться заговором, и оградиться криком: «Чур меня!»

Таким образом, немудреное слово неважного бога живет на русском белом свете заведомо вторую тысячу лет. Всякому делается известным оно с младенчества и пришедшему в зрелый возраст напоминает дорогое и золотое время детства, весну человеческой жизни.

Накануне

Таково свойство всех чисто народных праздников, доставшихся в наследство от предков и цельно сохранившихся со времен славянского язычества, что они начинаются с вечера того дня, который посвящен тому или другому богу. Так начинают с вечера и прыгают через огни во всю ночь на Ивана Купалу, перед днем перелома лета. Точно так же в святой вечер, начинающий двенадцатидневные коляды и совпадающий с рождественским сочельником христианских времен (перелом зимы), стелют на обыкновенный стол солому и, покрывая скатертью, ставят обетные кушанья: разварные зерна, насычённые медовым или маковым соком, овсяный кисель, блины, толокно и т. п. Это – первая кутья постная и первая коляда.

В Малороссии и Белоруссии, где в особенности убереглись старинные языческие верования и доисторические обычаи, вторая кутья (исчезнувшая в Великой России) поедается с вечера, накануне городского нового года, в деревенский Васильев вечер, в языческую щёдровку. Эта кутья – самая важная; эта коляда – настоящая: ласая, мясная, товстая (толстая), щедрая, жирная, богатая, а потому и любимая. Она почтена многими прозвищами за то, что требует непременно мясных кушаньев и, по мере возможности, в роскошном обилии. Здесь первое место принадлежит колбасам разных сортов, ветчине, студню – все из свинины, все жирное и все мясное. С колбасой лезет старший в семье на печной столб, в черной рубахе, и съедает всю колбасу, в расчете на урожай всякого жита. Сама кутья поедается теперь с коровьим молоком или топленым скоромным (а уже не постным) маслом. Девушки хватают со сковородок первые блины и из горшков первые