здороваться с Оберлендером, считая, что возглавляемая им зондеркоманда пачкает своими действиями честь германской армии.

В отношении личности Оберлендера могу добавить, что он, являясь в то время по званию капитаном, в обращении с офицерами, в том числе и старшими по званию, проявлял высокомерие, вел себя надменно, развязно, был подчеркнуто пренебрежителен. Сам внешний облик Оберлендера соответствовал его преступным действиям как садиста и профессионального убийцы.

Совершенные Оберлендером злодеяния настолько чудовищны, что, несмотря на продолжительный срок, у меня хорошо сохранились в памяти все их подробности.

Из печати я узнал, что Оберлендер в настоящее время предпринимает попытки замести следы своих тяжких преступлений, совершенных им на территории Советского Союза, и оправдаться перед лицом мировой общественности.

Чтобы не дать Оберлендеру возможности ввести в заблуждение общественное мнение, я счел своим гражданским долгом по своей собственной инициативе рассказать об известных мне злодеяниях Оберлендера.

Показания мною лично прочитаны, записаны они с моих слов верно. Подпись неразборчива.

Показания записал:

Старший следователь прокуратуры Московской области

младший советник юстиции (Пиковский)

ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 232–241. Машинопись. Копия.

1.2.6. Показания Ш. А. Окропиридзе (из материалов к протоколу № 73 от 28 марта 1960 г.)

Оберлендера я впервые увидел в августе месяце 1941 года в гор[оде] Кировограде[1729] в лагере военнопленных, где я вместе со всеми содержался в нечеловеческих условиях: голод, побои полицаев, дизентерия, ежечасные расстрелы коммунистов, лиц еврейской национальности и вообще лояльно настроенных к советской власти убивали меня морально и физически.

Пользуясь тем, что я в лагере был доведен до крайнего физического и нервного истощения, Оберлендер добился моего согласия составить списки военнопленных кавказской национальности с тем, чтобы с моей помощью довести до них помощь Красного Креста.

Постепенно, шаг за шагом Оберлендер втянул меня в работу по отбору советских военнопленных из кавказцев для службы в немецкой армии.

Судьба связала меня с Оберлендером на долгие годы, я стал одним из его помощников и поэтому мне немало известно о преступной деятельности этого человека.

В октябре месяце 1941 г[ода] Оберлендер приступил к формированию из советских военнопленных кавказских национальностей специального разведывательно-диверсионного подразделения, получившего впоследствии название «Бергманн».

Приказ о создании этого подразделения он получил непосредственно от шефа абвера – адмирала Канариса [1730], для этого Оберлендер специально выезжал в Берлин и Бреслау[1731]. Адмиралом Канарисом Оберлендер был назначен командиром «Бергманна».

Обо всем этом я был осведомлен Оберлендером.

Впоследствии, когда батальон «Бергманн» закончил горнострелковую подготовку, в Лютензее под Миттенвальдом прибыли Канарис, генерал фон Кестринг[1732], Шикеданц[1733] и Эрнст Цуайнкер, которые провели смотр батальона и приняли парад. С речью перед строем выступил Кестринг, а затем в офицерском казино были даны обед и ужин для офицерского состава батальона, где все мы, кавказские офицеры, были официально представлены Оберлендером Канарису, Кестрингу и Шикеданцу.

Отбор военных в «Бергманн» проводился до конца ноября 1941 года.

К этому времени личный состав «Бергманна» насчитывал около 1 100—1 200 человек, которые были вывезены в Германию, в Нойгаммер и Лютензее (Миттенвальд), где прошли пехотную и горнострелковую подготовку.

Там же весь личный состав принял присягу на верность фюреру и немецкому оружию. Текст присяги зачитывал сам Оберлендер на немецком языке.

Оберлендер письменным приказом поротно объявил о том, что всему личному составу «Бергманна» запрещается разглашать факт принадлежности в прошлом к Советской Армии и свою национальность, а выдавать себя было приказано за испанцев.

В 1942 году «Бергманн» был направлен на Кавказ, где участвовал в боях с Советской Армией, а после отступления немецких войск передислоцировался вначале в Крым, а затем в Грецию.

По всем пути отступления от Моздока до Тамани Оберлендер приказывал уничтожать населенные пункты, заводы и предприятия.

Так, в гор[оде] Пятигорске по его приказу был взорван спиртзавод и холодильник.

На станции Тимашевской при отступлении «Бергманна» была взорвана водонапорная башня вместе с находившимися на ней ремонтными рабочими.

При отступлении немецких войск с Кавказа строго приказывалось всех военнопленных, которых невозможно эвакуировать, и раненых, не способных передвигаться, уничтожать.

Сам Оберлендер призывал к жестокости. Так, в августе 1942 года в гор[оде] Пятигорске он выступил перед 1-й и 5-й ротами «Бергманна» и в качестве примера привел людей подразделения гауптмана Ланге[1734], которые уничтожили госпиталь в Пятигорске с находившимися там ранеными советскими военнослужащими.

Все дороги от Моздока до Минеральных вод были усеяны трупами советских военнопленных

По инициативе Оберлендера были созданы и действовали на Кавказе два кавалерийских эскадрона, приданные «Бергманну». Причем одним командовал белоэмигрант Дадиани, другим Бештоков.

Эти подразделения были приданы «Бергманну» и во всем подчинялись Оберлендеру.

Именно эти подразделения отличались особой жестокостью в расправе с мирными советскими гражданами, партизанами и военнопленными, которые отказывались служить немцам. Особенно они проявляли свою жестокость в районе Нальчика, где были уничтожены сотни невинных людей. Эти же подразделения являлись арьергардом «Бергманна» на всем пути его отступления до Тамани. Ими было угнано большое количество крупного рогатого скота и разгромлены большие племенные хозяйства лошадей.

В конце ноября 1942 года в Моздоке я получил непосредственное указание от Оберлендера совместно с Алимбарашвили Ираклием вести отборочную работу в лагерях городов Моздок, Георгиевск, Прохладное, Пятигорск и Нальчик.

Именно в лагерях Оберлендер умышленно создавал кошмарные условия содержания военнопленных с тем, чтобы облегчить отбор обезумевших от истязания и голода людей, для службы в немецкой армии.

Перед отъездом из Моздока в штабе «Бергманна» Оберлендер мне приказал в лагеря военнопленных сразу не заходить, а ждать его команды. Он пояснил, что в этих лагерях должна быть проведена соответствующая работа для облегчения отбора военнопленных.

По указанию Оберлендера там военнопленным выдавали в течение 4–5 дней жмых и сырую кукурузу. Только после этого мы начинали отбирать доведенных до отчаяния людей.

Отобранная первая партия военнопленных переводилась в отдельное помещение, где им на глазах голодающих выдавалось несколько улучшенное питание и табак.

После чего мне Оберлендер давал указания временно прекращать отбор. Через несколько дней, когда мы снова возобновляли отбор, военнопленным оставался выбор: или погибнуть голодной смертью, или вступить в немецкую армию.

Оберлендер жестоко расправлялся со всеми военнопленными, которых он принудил служить в немецкой армии и которые пытались затем отказываться от службы.

Еще в период военного обучения «Бергманна» в Лютензее Оберлендер жестоко расправился с группой бывших советских военнослужащих Циклаури, Табидзе и другими, замышлявшей перейти на сторону Советской Армии.

В апреле – мае 1942 года Оберлендер организовал для офицеров «Бергманна» экскурсию в Берлин. Как я потом понял, эта экскурсия являлась предлогом для того, чтобы вывезти нас, кавказских офицеров, из расположения «Бергманна». В Берлине была арестована группа бывших советских военнослужащих Циклаури, Табидзе, Шавгулидзе[1735], Джанеладзе и другие.

Тогда же всем оставшимся кавказским офицерам Оберлендер заявил, что раскрыл заговор, арестованные лица замышляли переход на сторону Советской Армии и что они будут расстреляны за измену фюреру