А Ватикан не преминул прощупать и Годунова. В Москве, как бы проездом по дороге в Персию, побывали папские послы Франческо Коста и Дидак Миранда Генрих [826]. Повторяли старые предложения унии, посулы короновать Бориса Федоровича императором, признать его права на Константинополь. Успеха они не имели. Иезуиты в своих донесениях сетовали: «И при таком изобилии духовной рыбы нельзя протянуть рук, чтобы взять ее…»; «О, если бы наши отцы с самого начала пришли в эту страну не под своим, а под чужим именем! Многое тогда было бы в лучшем положении». Да, именно так — не под своим, а под чужим именем…

Горючий материал для взрыва помог накопить сам Годунов. Он был «западником», вводил реформы по европейским образцам. Одной из них стало крепостное право, существовавшее в Речи Посполитой, Прибалтике. Иван Грозный в 1581 г. временно запретил переходы крестьян на Юрьев день. Но Годунов, возглавив правительство при Федоре Ивановиче, не отменил это положение, а подтвердил. А в 1597 г. был принят закон об «урочных летах» — вводился пятилетний срок сыска беглых. Таким образом, крестьяне закрепощались за хозяевами, у которых находились. Мало того, согласно новому закону, любой человек, прослуживший по найму полгода, становился вместе с семьей пожизненным и потомственным холопом хозяина. Это ударило по городской бедноте, подмастерьям, мелким ремесленникам. Породило множество злоупотреблений — богатые и власть имущие обманом и силой захватывали людей в холопство. Ради умножения прибылей Годунов упразднил и запрет на пьянство, открыл кабаки, разорявшие народ.

Родовую знать новый царь подозревал в интригах и боялся. Но если Иван Грозный вскрывал заговоры и открыто карал их, то Годунов стал действовать исподтишка, применять превентивные меры против потенциальных соперников. Симеону Бекбулатовичу прислал в подарок вино, и через несколько дней он ослеп. Богдана Бельского отправил подальше от Москвы, строить крепость Царев-Борисов на южной границе. Но царю доложили об измене, об оппозиционных высказываниях, и Бельский, по разным источникам, попал то ли в тюрьму, то ли в ссылку.

Против Романовых инспирировали дело о колдовстве. Шестерых братьев арестовали, подвергли пыткам. Старшего, Федора, постригли в монахи под именем Филарета, постригли и его жену, отправили в ссылку сына Михаила. Остальных братьев разослали по тюрьмам. Четверо из них, Михаил, Александр, Никифор, Василий, быстро умерли, и пошли слухи, что они убиты по приказу Годунова. Опалы и ссылки постигли кланы, близкие к Романовым, — Черкасских, Сицких, Шестовых, Репниных, Карповых, Шестуновых. Федора Мстиславского и Василия Шуйского, Годунов считал менее опасными и не трогал, но не позволял жениться, чтобы их роды пресеклись.

Завоевывая популярность, Борис в честь своего венчания на Царство устроил двенадцатидневное пиршество для всей Москвы, массовые раздачи милостыни вдовам и сиротам, все население было на год освобождено от податей, а купцы — на два года, все служилые получили дополнительное годичное жалованье. Однако время льгот миновало, требовалось восполнить громадные расходы, и подати стали резко взвинчиваться. А доверял новый царь только своим родственникам и клевретам, они заняли все важные посты — и принялись безоглядно хищничать, управы на них не было. Годунов поссорился и с вольными казаками, вздумал их ликвидировать, стал посылать карателей на Дон.

Добавилась Божья кара — засуха, несколько голодных лет. Множество людей вымирало, разбредалось по стране в поисках хлеба. Бояре и дворяне распускали холопов, не в силах их прокормить. А когда голод миновал, принялись разыскивать их. Возвращаться в крепостное состояние многим не хотелось. Возле самой Москвы появились многочисленные банды разбойников. А на юге раскинулось военное приграничье — крепости, засечные черты. Здесь людей всегда не хватало, и воеводы смотрели сквозь пальцы, откуда и кто появился. Сюда стекались и голодающие, и опальные казаки, и беглые, и разбойники. Южные города превратились в настоящую пороховую бочку. И в нее была брошена искра — Лжедмитрий.

Откуда он взялся? Ответа нет до сих пор. Костомаров приводит весьма убедительные доводы, что он все-таки не был расстригой Гришкой Отрепьевым [827]. Москвичи заметили, что крестное знамение он клал не совсем так, как было принято на Руси. Вроде правильно, но в каких-то мелочах движения отличались. А это впитывалось с молоком матери, отвыкнуть за три года бывший монах не мог. Не совсем так он прикладывался и к иконам. Не ходил регулярно в баню (а русские, в отличие от западноевропейцев и поляков, были очень чистоплотными, мылись не реже двух раз в неделю). Не отдыхал после обеда (русские вставали с восходом солнца, поэтому ложились днем на часок вздремнуть). Да и речи, произносимые Самозванцем, выдают следы польского воспитания. Отсюда Костомаров приходил к выводу, что он был русским, но родился и вырос в Речи Посполитой.

Впрочем, кем он был, не суть важно. Гораздо более показательными представляются факты, что вокруг Самозванца возникли те же самые личности, которые и раньше были задействованы в тайных операциях Ватикана. «Первооткрывателем» и главным покровителем Лжедмитрия выступил не кто иной, как Юрий Мнишек. Принял у себя в имении, представил к королевскому двору, выступил ярым поборником похода на Россию. А в успехе был настолько уверен, что сосватал «царевичу» собственную дочь. Опекать Лжедмитрия взялись иезуиты. Он пересылался с Ватиканом, подписал обязательства подчинить папе Русскую Церковь, а полякам отдать приграничные области со Смоленском. Во время похода рядом с ним постоянно находилась группа иезуитов, маскировавшихся под русских священников [828]. То есть, готовились задолго — успели изучить язык, православное богослужение, даже отрастить бороды.

И в это же время, когда Самозванец одерживал успехи, в Венеции вышла книга «Повествование о замечательном, почти чудесном завоевании отцовской империи юношей Дмитрием». Она слово в слово пересказывала легенду о «спасении царевича», которую озвучивал сам Лжедмитрий. Это сочинение было мгновенно переведено с итальянского языка на немецкий, французский, испанский, польский, латынь, распространялось рекордными для того времени тиражами. Автором книги был Поссевино [829]. На Западе была развернута вообще беспрецедентная информационная кампания в поддержку Самозванца. Даже великий испанский драматург Лопе де Вега получил заказ на пьесу «Великий князь Московский» — на ту же тему, о чудесном спасении Дмитрия. Причем группа иезуитов, сопровождавшая Лжедмитрия, была связана с Поссевино. И Самозванец знал о нем! По его поручению иезуиты писали из Москвы к Поссевино, заказывали прислать славянскую униатскую литературу [830].

Имеются и другие косвенные свидетельства, где лежали истинные корни Смуты. Папа Павел V отправлял личные постания не только к Мнишеку, но и к его дочери. Писал и к королю Сигизмунду III, требуя всемерной помощи Самозванцу ради торжества католической веры, «так как