(Впрочем, Набоков все же был гиперкритичен, считая 3-сложное niente неправильностью: оно встречается и у итальянских поэтов. Р. Факкани указал нам на хрестоматийные строки Джусти: «Un libro fatto è meno che ni-ente, Se il libro fatto non rifà la gente».)

Видимо, не случайно, что такое разложение дифтонга мы находим в словах малопопулярного итальянского языка, а не широко распространенного французского. У Мятлева мы находим аналог только в «Рассказе о русской кампании», более вульгаризированном, чем «Курдюкова» («Тут вие шемен лежит, Тут ле жен шемен бежит»); в огромной «Курдюковой» этому подобна лишь строчка: «Заключив с ним алиянс». Ср. такое же разложение дифтонга и в испанском слове у Симонова («У огня»): «Вечные слова „Yo te quiero“ Пляшущая женщина поет».

Хорошо известно, что немецкий дифтонг ei у Жуковского и Батюшкова иногда разлагается: «Выпьем за здоровье Глинки Мы глинтвеину стакан»; «Наш Витгенштеин, вождь-герой»; «Завидевши твои, о Реин, волны». К этому можно прибавить у Мятлева: «Маинц город неопрятный…» — и, что еще интереснее, поговорку, отмеченную Далем и увековеченную Гоголем: в стихах Вяземского она приобретает такой вид:

Когда ж мейнгер Иван Андреич

Хоть мимо глаз ее мелькнет,

Сейчас тут: шпрехен ли зи деич?

И бутербродом полон рот, —

т. е. даже от условного сходства с исходным deutsch не остается почти ничего.

9

Переходя от гласных к согласным, обнаруживаем прежде всего поливановское «среднее л»: французский звук рифмуется безразлично как с твердым, так и с мягким русским л. У А. К. Толстого мы одинаково находим рифмы герцог Алба — восклицал бы и княжила Ольга — Reihenfolge. Как кажется, ранние авторы предпочитают твердое, поздние мягкое: у Мятлева мы видим почти сплошь: «французского орла Перья все пар си, пар ла…»; «И хозяйка как мила, Описать нельзя села»; а у Н. Ушакова: «…Не расстаться с тобой, земля — …На манеж, и сказать: voilà!» Вовсе архаичной выглядит рифма Н. Оцупа: «Свой копя душевный капитал… Omnia, вселенная Weltall!» Мятлев допускает даже графический разнобой: пошла — воля (voilà). Бродский рифмует «Ля Скала» (так) и скал’ я; Сельвинский, наоборот, La Scala (так) и ласкала.

Вне рифмы замечательна строка Северянина в стихотворении «Секстина» — видимо, имеющая в виду именно отмеченную Поливановым разницу русского и французского л/l: «моих очах éclaire, а не „эклер“!»

К этому близки рифмы, в которых русскому мягкому согласному отвечает иноязычный твердый: Языков рифмует смут’е — pro virtute, К. Павлова — держав’е — Ave, т. е., по-видимому, разница твердого латинского и мягкого русского звука не учитываются. Ср. у Мятлева: вс’е — ле лангаж франсе; в Москв’е — ме ком же ве! и, конечно, знаменитую концовку «Курдюковой»: «Чтоб зевающий читат’ель Не сказал: Канд финират эль? — Чего Боже сохрани, — Знайте же, ке с’е фини».

В русском языке звонкие согласные в конце слова оглушаются, во французском (перед e-muet) — нет. Северянин с этим нимало не считается («Второе письмо»): «…Итак, Бальмонт Вошел под кровлю La Rotond[e]…» Так еще Мятлев: «Вся я сделалась малад, Мон визаж эт экарлат»; «Любоваться а мон эз Увлекла меня ла пресс» (aise-presse); «…Также очень нехорош. Но зато Пале де дож…»

10

У Ахматовой в «Поэме без героя» есть строфа:

Всех наряднее и всех выше,

Хоть не видит она и не слышит —

Не клянет, не молит, не дышит,

Голова Madame de Lamballe.

А смиренница и красотка,

Ты, что козью пляшешь чечетку,

Снова гулишь томно и кротко:

«Que me veut mon Prince Carnaval?»

Комментарий к ней — в «Записках» Л. Чуковской от 11 июня 1955 года: «Дала мне поручение узнать точно, как пишется по-французски фамилия Ламбаль (можно ли рифмовать с Carnaval)». Щепетильность бесплодная: по-французски рифмовать — alle и — al нельзя, потому что слово с e-muet считается женским окончанием, а без e-muet — мужским; но Ахматова эту рифму все же оставила. В этом она следовала давней традиции. Еще у Мятлева такие рифмы на каждом шагу: «Только здесь с’ет эн пе шер; Делать нечего! Ке фер!» (cher — faire); «В кирке пре дю метр отель Показали нам ла сель Славной королевы Берты» (autel — selle); «Но других тут рарете Вовсе нет — и аншанте» (raretés — enchantée). Ощущение e-muet как признака женского рода настолько утратилось, что у Мятлева мы находим: Преклассический готик; Нет, свой собственный мерит; Прекокетный атитюд (gothique, mérite, attitude). Впрочем, иногда Мятлев рифмует, не считаясь не только с — е, но и с согласными в рифме: «Рожь, овес, ту се к’он ве, Пашете авек де бе» (veut — bœufs) — до такой вольности французская рифмовка дойдет лишь в XX веке. Вспомним также шуточное стихотворение Лермонтова, где все без исключения рифмы нарушают правила рифмовки e-muet:

Ma chere Alexandrin[e],

Простите, же ву при [prie],

За мой армейский чин

Все, что je vous écris;

Меж тем, же ву засюр [assure],

Ich wünsche счастья вам,

Surtout beaucoup d’ amour,

Quand vous serez Мадам [Madame].

Совершенно так же не считаются русские поэты и с e-muet внутри строки. И. А. Пильщиков обратил внимание на то, что Батюшков, цитируя стих Грессе «Un ridicule reste, et c’est ce qu’il leur faut», искажает его в расчете на чтение без e-muet: «Le ridicul[e] leur reste, et c’est ce qu’il me faut»[415].

Набоков отмечает, что оно не учитывается в строчках «Онегина»:

И смело вместо bell[e] Nina

Поставил bell[e] Tatiana.

То же самое — и в стихе лермонтовского «Маскарада»:

C’est une idé[e] charmant[e], vous en avez toujours.

Небезосновательно Тургенев в рецензии на «Генерал-поручика Паткуля» Н. Кукольника, цитируя стихи: «En homme privé мы сделаем conquête», «С такими graces ходили ваши руки», «Aux doux plaisir de revo-ire, ma rose», — делает ироническое примечание: «Заметим кстати, что почти все наши стихотворцы, помещая французские слова в свои стихи, не считают e muet за гласную. Так и г. Кукольник в comme c’est beau! вместо четырех (com-me c’est beau) видит три слога (ком се бо)»[416]. Однако же и сам Тургенев в первой строфе «Попа» читает «Pucelle» в два слога: «И подражать намерен я свирепо Всем: я на днях читал „Pucell[e]“ и „Беппо“». (Впрочем, может быть, это элизия?)

Мы нашли только три примера, где e-muet