– Моя госпожа? Все хорошо?

– В достаточной степени. – Она наклонилась и бросила взгляд на главного шпиона – жилистого немногословного мужчину, чьи маджакские талисманы в волосах и одежда не очень-то скрывали имперское происхождение. Легат сказал, что этот человек раньше был Монаршим гонцом – оно и видно. – Похоже, ваши источники сказали правду, господин Эшен. Рекомендованный вами ключ готов к повороту в замке.

– Это радует, моя госпожа. Но нет нужды шифроваться. – Эшен улыбнулся и указал на женщин, окружавших их. – «Оперенное гнездышко» не тратит свой запас ихельтеток на обслуживание гостиной. Никто из них не понимает по-тетаннски того, что не относится к служебным нуждам. Можете свободно сообщить нам нужные сведения, не боясь, что кто-то подслушает.

Арчет пробежалась взглядом по выставленным напоказ телам и поняла, что это, скорее всего, правда. Шлюхи были накрашены по ихельтетской моде – хотя их узоры, нарисованные кайалом, устарели на несколько десятков лет, – но лица под позолотой были шире, грубее и бледнее, чем можно увидеть в большинстве имперских краев. И фигуры были более коренастыми, широкими в плечах, с менее изящными изгибами бедер и талии, чем у большинства женщин из столицы Империи, хоть их полные зады и выглядели весьма соблазнительно, как и большие зрелые груди, которые…

Одна из шлюх, посасывая мундштук кальяна, поймала ее взгляд. Хихикнула и выпустила в Арчет длинную, болезненно сладкую струю дыма. Толкнула локтем товарку и что-то прошептала ей на ухо по-маджакски. Вторая девушка взглянула на Арчет снизу вверх, и ее рот расплылся в широкой манящей улыбке. Обе моргнули в наркотическом единении, уставились на нее с искренностью, откровенным и открытым любопытством в глазах. Арчет ощутила медленный болезненный ток желания: оно поднималось змеей от промежности к животу и груди, словно мягкое, неспешное пламя.

«Ишгрим, – строго напомнила она себе. – Ты возвращаешься домой к Ишгрим».

Она откашлялась и отвела взгляд.

– Железный Лоб перейдет на нашу сторону, если мы выполним несколько условий, на которых он настаивает. В основном они касаются того, что клан не должен пострадать. Но в нем более чем достаточно ярости, чтобы разжечь нужный нам пожар.

Эшен склонил голову.

– Подозреваю, теперь ее еще больше. Шпион, принесший известие о приходе Марнака, также рассказал мне, что Железный Лоб поругался с шаманом – тот запрещал якшаться с горожанами так скоро после кометы. Благой знак: небеса действуют в согласии с вашими требованиями.

– Я была внутри той кометы, – коротко ответила она. – Это никакое не знамение.

– Да, я понял. – Главный шпион выпрямил скрещенные ноги, сменив позу. – Мне сказали, это какая-то старинная машина вашего народа. Я бывал в столице, госпожа, я видел Мост. Я понимаю, что это инженерия, а не магия. Тем не менее способ вашего прибытия – это история, которую стоит широко распространить среди местных жителей в преддверии вашего столкновения с шаманом. Мы считаем этих людей примитивными в своих убеждениях, но стоит помнить, что они придерживаются этих убеждений так же твердо, как и мы своей веры. Женщина с вашим цветом кожи, рожденная из сердца кометы… ну, из этого можно извлечь реальные тактические преимущества.

Она кивнула.

– Ладно, делайте свое дело. Марнак сказал мне, что он приехал сюда, чтобы заключить сделку на железные изделия и лошадиные шкуры…

– Да, конечно, это было его оправданием.

– …значит, его люди пробудут здесь еще несколько дней. Достаточно долго, чтобы они уловили слухи?

– Я позабочусь об этом. – Главный шпион погладил бороду. – Госпожа, вы намерены этой ночью задержаться здесь?

Шлюхи все еще смотрели на Арчет. Она не сводила пристального взгляда с Эшена.

– Нет. Я возвращаюсь в посольство. Вы трое останьтесь, поглядите, не пойдет ли Железный Лоб в какое-нибудь интересное место, не пошлет ли своих людей. Я думаю, у нас все получится, но я его не знаю и не хочу пострадать из-за невнимательности.

На лице Эшена отразилось одобрение. На лице Селака Чана – всего лишь беспокойство.

– Вы собираетесь вернуться в одиночку, госпожа?

– Да. – Она улыбнулась ему краем рта, вставая. – После всего, что мы пережили, я не думаю, что улицы этого прославленного конного лагеря могут нас сильно потревожить. Оставайтесь и наслаждайтесь. Со мной все будет хорошо.

«А если нет, то у меня есть ножи».

Не очень понятно, откуда взялась эта мысль. Ей удалось лишь мельком взглянуть на шлюх, когда она повернулась, чтобы уйти, оставить их за спиной и покинуть это место, заполнив разум лицом Ишгрим. Сдерживаемое внутри желание начало угасать, постепенно иссякая.

Его остатки скрючились у нее внутри в мерзкую надежду на какой-нибудь повод все-таки применить на улицах города кириатскую сталь.

Она погрузилась в запутанные дороги и тропы Ишлин-ичана, и те окружили ее тихим мраком.

Карден Хан об этом предупреждал. Прожив на одном месте всего-то сотню лет, ишлинаки еще не избавились от наследия степных кочевников: ночью они предпочитали собираться у очага. Любой, у кого имелась крыша над головой, обычно там и находился с наступлением темноты, и освещенные факелами улицы были редки и далеки друг от друга. Время от времени мимо проезжал пони с пьяным всадником, сонно кивающим в седле; однажды это была женщина верхом на муле с двумя маленькими детьми, цеплявшимися за нее спереди. Пару раз Арчет показалось, что она слышит топот ног беспризорников в переулках. В остальном улицы были в ее полном распоряжении.

Здание посольства возвышалось на некотором отдалении впереди: пять этажей, усеянных теплыми оранжевыми огнями продолговатых «глаз». Но она направлялась к нему почти в полной темноте, ориентируясь по пятнистому свету Ленты, который просачивался сквозь облака, и по тусклому свечению окон ближайших лачуг, чей красноватый отблеск указывал на мерцающее где-то внутри пламя очага.

И за ней следили.

Осознание подкрадывалось постепенно. Тихие звуки за спиной, движение, которое она успевала заметить краем глаза, когда сворачивала за угол. Поначалу все это смешивалось с другими случайными шумами на соседних улицах, но к тому времени, когда она была на полпути к посольству, совпадений скопилось многовато, чтобы принять их за случайность. Кто-то или что-то шло за ней по пятам, не прилагая особых усилий, чтобы скрыть этот факт.

Тупая жажда насилия в глубине ее живота возликовала. Флараднам с очень раннего возраста учил ее ходить без страха: «Это не цивилизованный мир, – сказал он дочери, когда та была еще ребенком. – И потому у тебя на самом деле только два варианта. Ты можешь стать бойцом, и пусть все это видят. Или ты можешь постоянно бояться каждого дешевого головореза, который считает себя особенным, потому что мамочка сочла нужным родить его с парой яиц и членом. Мне жаль, Арчиди, мне правда очень жаль. Я бы хотел, чтобы ты выросла в лучшем месте, но это место будет создаваться веками. Это единственное, что я могу сделать».