Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я понял, что случится дальше. Лиля останется жива и семейно счастлива, а вот Снаткина слишком часто покупала семечки, лузгала их каждый день, и от этой привычки у нее воспалился аппендикс. Два дня Снаткина терпела и прикладывала к боку жеваный хлебный мякиш и свеклу, но потом соседки все-таки вызвали скорую. Аппендикс вырезали, но рубец воспалился и загноился, и пришлось операцию повторять.
— …У меня шелуха от семечек прилипла к губе, а я не заметила, так спать с ней и легла. А утром в туалете стала отковыривать и с кровью оторвала. Губа заболела, заболела, ну и пошло — нашлепка наросла, красная такая — и не проходит. Мастер на смене увидела — и сразу в кожвен послали. Я им рассказываю — семечки ела, а они и отвечают, знаем про семечки, мы тут бабу с семечками взяли, а у нее третья стадия, и туберкулез, и сифилис. И у тебя, бабенка, говорят, сифилис. Анализы сделали, оказалось не сифилис, а язва…
Снаткина опять откусила от бутерброда. Крабовые палочки были слегка суховаты и переморожены, но в целом ничего.
— Положили в больницу, два месяца там пролежала, язва подгнивать по краям стала, ну и…
Снаткина замолчала, сосредоточенно прожевала кусок и продолжила:
— Доктор сказал — вам климат неподходящий. А я знаю, какой тут климат, это не в климате дело, это по-другому. Я как выписалась, так и домой. Приехала, проплакала три дня.
— Почему?
— Не хотела тут жить. Я же вижу, как тут все.
— Как тут все?
— Вот так, смотри.
Снаткина вытянула в мою сторону растопыренные пальцы левой руки, между средним и указательным белела глубокая борозда.
— Как куда уезжаю, сразу все и начинается, — сказала Снаткина. — Ногти, за ушами, под коленями тоже. Это в область ездила, на обследование. Вот, за четыре дня прогнило. Климат не тот… Но тут не в климате дело.
В огороде в бороздах между рядками стояли лужи. Вода. Через день холм пропитается дождем, вода вернется в колодцы и трубы, Ингирь выйдет из берегов — это красиво, когда Ингирь поднимается, в верховьях заливает луга и по воде несет зеленые кочки. Иногда они сбиваются в островки.
— Не могу здесь жить, — сказала Снаткина. — Тошнит от Чагинска. А как уеду, так вот…
Снова показала руку.
— Заеда сразу.
Она отложила бутерброд, взяла из плетенки овсяное печенье, разломила и проверила — изюма нет. Опустила половинку в чашку.
— Это твоя бабка меня, — сказала Снаткина.
Я налил чая, взял другое печенье, слоеное, но в чай макать его не стал, печенье с сахарной пудрой и малиновым джемом.
— Я так думаю, что это бабка твоя, она во всем виновата, она…
Снаткина извлекла печенье из кружки и принялась с хлюпаньем высасывать из него чай.
— Я ведь над ней тогда посмеялась, — говорила Снаткина. — У нее после снарядов ногти были кислотой съедены, она их напильником точила, а я посмеялась, не найдешь, говорю, мужика себе с такими пальчиками… Вот и сижу тут. Бабка тебе велела — не приезжай, зачем ты приехал? Зря приехал, живи теперь.
Снаткина доела печенье.
— А потом она надо мной посмеялась… Она непростая была, твоя бабка, не просто так женщина.
Снаткина взяла другое печенье, разломила, выковыряла вилкой изюм, опустила в чай.
— Бабка твоя в сорок втором в Кологрив бегала. Там колдун жил известный, вроде прозорливец, за ковшик пшена видел все. Вот бабка твоя пешком умоталась, семь дней туда добиралась, на деревьях ночевала — чтобы волки не сожрали. Хотела узнать — жив твой дед или нет, от него целый год никаких писем не приходило. Понятно, мамке твоей двух лет еще не исполнилось, хотелось узнать — как дальше-то. Сходила, вернулась, на завод снарядный устроилась, стала работать, гильзы чистила. Это уже потом известно стало.
— Что известно? — не понял я.
— Колдун-то умер тогда.
Снаткина многозначительно округлила глаза и снова стала вытягивать чай из печенья.
— И что?
— Известно, что в таких случаях бывает.
— Что бывает?
— Кровь берут из вены. И по крови дальше смотрят, совпадает или нет, какой результат. А сейчас все по ДНК видно, так и надежнее. У тебя какое ДНК?
— То есть?
— Какая группа-то?
— Четвертая, — ответил я наугад.
— Вот поэтому так и живешь, — посочувствовала Снаткина. — А надо все по совместимости делать, а не кое-как. Я ведь все записывала, про всех здешних все до буквы записала, да Федька-сучонок украл, Зинка его подослала.
Я возражать не стал.
— И пряники паршивые, — сказала Снаткина. — Раньше из муки пекли, а сейчас прямо из овса лепят. И патоку льют, все вязкое, липкое… Раньше пряник полчашки воды забирал, а сейчас еле намокает. А толокна вовсе нигде не купить, все китайцам отсылают.
— Зачем китайцам толокно?
— Они из него рис делают.
Снаткина хотела взять еще печенье, но передумала.
— А может, это радон, — сказала она. — Тут везде этот радон, прет и прет. Они от него гниют, а я наоборот. У тебя тоже так.
— Что так?
— Так рожа-то! Вчера черный весь был, а сегодня затянуло почти. Быстро зарастаешь.
— Но нога болит, — заметил я. — Еле хожу.
— Пройдет. А тебе без ноги сейчас даже лучше.
— Почему?
— Зинка полезет, а ты одноногий, — прошептала Снаткина. — Отдохнешь хоть немного. А то Зинка как мужика распробует, пока не заездит — не отпустит.
Снаткина характерно поскрипела стулом. Я съел крабовую палочку.
— Этого вашего… она тоже.
Снаткина поскрипела еще характерней.
— Кого?
— Удмурта, — пояснила Снаткина. — Он же к ней заезжал. Хазипкин тот.
— В мэрию который заезжал?
— В мэрию сначала, а потом домой, все как полагается, можно подумать, не знаешь, — подмигнула Снаткина. — Сначала удмурт ей заехал, а потом Зинка удмурта заездила. Инфаркт, шлеп — и глаза повыскакивали. А Федьке, паскуде, велела в машину его пристроить, вроде сам по себе околел, котлетой подавился. Вот, Вадик, и думай.
Я машинально жевал крабовую палочку.
— Зинка любит такое, чтоб со смаком.
Снаткина вдруг поднялась со стула.
— А знаешь, почему бабка твоя отсюда не уехала?
— Нет…
— Она думала, что дед вернется. Вернется, а ее нет — так и разминутся. Вот всю жизнь и проторчала. Дура.
Снаткина удалилась.
Без Снаткиной дождь звучал громче, Снаткина своим присутствием глушила звук. Я сидел перед телевизорами и поглядывал в окно.
Зинаида Захаровна любит со смаком, я в этом не сомневался… Неосторожные воспоминания о приключениях с Зизи накатили с необычайной ясностью, и, чтобы их отогнать, я решил поработать над