движение за умиротворение. Близкий друг Нэнси Астор лорд Лотиан отправил Ламонту отчаянную записку, в которой сообщал, что оставил надежду на достойное поведение этого бандита Гитлера. Через два дня леди Астор сама призвала Чемберлена осудить Германию. К концу месяца Чемберлен изменил свой курс и гарантировал независимость Польши.

Британская общественность жестоко расправилась с самоуверенностью, которую проявили Болдуин и Чемберлен перед лицом германской угрозы. Политическое восхваление превратилось в яростную критику, когда британцы сплотились вокруг решительного ответа Гитлеру. В Америке, однако, разделение общественного мнения по поводу европейских потрясений только усиливалось. Для партнеров Morgan в Нью-Йорке этот спор был особенно проблематичным. Как предупреждал Ламонт, Морган Гренфелл и британское казначейство не могли не испытывать враждебности со стороны Америки, оставшейся после финансовых споров 1930-х годов. А сила американских изоляционистов была такова, что банк не мог сразу же заявить о своей гордой и безоговорочной поддержке Великобритании, как это было в 1914 году. J. P. Morgan and Company оказался бы в неудобном положении, когда изоляционисты враждовали бы с ним за то, что он слишком много делает для Британии, а британцы разочаровывались бы за то, что делают недостаточно.

Косвенной жертвой Мюнхена стал Хьялмар Шахт, который в сентябре 1938 г. присоединился к тайному генеральскому заговору с целью свержения Гитлера. Позднее он заявил, что заговорщики были разочарованы трусостью союзников в Мюнхене. В конце 1938 г. положение Шахта в нацистской Германии стало шатким. На рождественской вечеринке в Рейхсбанке, состоявшейся через несколько недель после сожжения еврейских магазинов и синагог в "Хрустальную ночь", он выразил сожаление по поводу подобных действий. В начале 1939 г. заблуждающийся Шахт все еще выпускал записки Рейхсбанка о необходимости сокращения инфляционных расходов на вооружение, как будто Гитлеру было дело до неоклассической экономики. В декабре того же года в Лондоне он представил план эмиграции пятидесяти тысяч евреев из Германии, которая должна была быть оплачена всем их имуществом и выкупом со стороны мировой еврейской общины. В первую неделю января Монти Норман совершил последнюю поездку в Германию, чтобы присутствовать на крестинах своего крестника - внука Шахта Нормана Хьялмара, названного в честь него. Когда 20 января Гитлер уволил Шахта из Рейхсбанка, Норман с запозданием осознал весь ужас нацистской угрозы.

Задолго до начала Второй мировой войны состоялся первый государственный визит британского монарха в США, в котором принял участие Дом Морганов. Вдохновителем поездки стал Джозеф Кеннеди, который в 1938 году стал послом при Сент-Джеймсском дворе. Как и многие другие назначения Рузвельта, это привело в ярость 23 Уолла. Джек Морган заявил Монти Норману: "Я разделяю ваше удивление по поводу того, что ирландский папист и игрок с Уолл-стрит должен был быть выбран для работы в лондонском посольстве. Конечно, вы должны были ожидать, что он должен быть New Dealer, потому что Франклин не назначил бы никого другого". Хотя Норман покровительствовал Кеннеди как светскому льстецу из неполноценной ирландской семьи, они встречались еженедельно, и Норман разделял его пессимистические взгляды на перспективы Англии в войне против Германии.

Назначение Кеннеди было вдвойне неприятно для Джека тем, что в качестве посла ирландец жил в Princes Gate, который Джек передал Госдепартаменту в качестве резиденции посла в 1920-х годах. (Джо Кеннеди отомстил Моргану: сегодня синий маркер у дома напоминает о кратковременном пребывании в нем Джона Ф. Кеннеди и ничего не говорит о том, что Морганы изначально владели этим домом). Однако Принсес Гейт недолго просуществовал в качестве официальной резиденции. После войны Барбара Хаттон, наследница Вулл-Уортов, подарила свой Уинфилд-хаус в Риджентс-парке, и он стал новой резиденцией американских послов.

Визит 1939 года состоялся, когда королева Елизавета однажды сказала Кеннеди: "Я знаю только трех американцев - Вас, Фреда Астера и Дж. П. Моргана - и хотела бы узнать больше". Чтобы исправить ситуацию, Кеннеди предложил совершить поездку доброй воли в США. Через своего личного секретаря королевская чета обратилась к Джеку Моргану и Джону Дэвису, которые согласились, что визит действительно будет своевременным. Когда в июне 1939 г. король и королева приехали в США, Джо Кеннеди был демонстративно обойден вниманием и не был допущен на их вечеринку.

Как и планировалось, американская поездка вызвала огромный прилив пробританских симпатий. Королевская чета угощалась хот-догами в Гайд-парке, а Рузвельт рассказал об ограниченных военно-морских мерах, которые он мог бы предпринять для поддержки Великобритании в случае войны. Однако это не помогло Дому Морганов, поскольку укрепило старый стереотип о том, что фирма находится в союзе с британской короной. На вечеринке в саду британского посольства в Вашингтоне король и королева сидели на крыльце в отдаленном великолепии с несколькими частными лицами - Джеком Морганом, Джоном Д. Рокфеллером-младшим и миссис Корнелиус Вандербильт. Только двум "новым дилерам", Джеймсу Фарли и Корделлу Халлу, было позволено присоединиться к ним. Оказавшись на лужайке вместе с другими простолюдинами, сатурнист Гарольд Айкес с завистью наблюдал за Морганом и другими экономическими роялистами, поднявшимися на крыльцо, и чувствовал себя униженным. Он не успокоился, когда король и королева спустились вниз, чтобы пообщаться с "простым стадом".

В конце августа 1939 г. Джек Морган и король Георг VI вместе снимали в Балморале в Шотландии, жалуясь на нехватку птиц, когда Европа внезапно мобилизовалась на войну. Как государи, отступающие в свои столицы, король вернулся в Лондон, а Джек - на Уолл-стрит. 1 сентября Германия вторглась в Польшу. Вскоре Невилл Чемберлен, дрожащим голосом, объявил, что Великобритания находится в состоянии войны с Германией. Нью-Йоркская фондовая биржа отреагировала на это событие лучшей сессией за последние два года, а рынок облигаций взлетел вверх с самым большим однодневным объемом за всю историю. В отличие от начала Первой мировой войны, американские инвесторы не обманывались относительно того, кто выиграет от конфликта, и предвидели экономический бум. Именно Вторая мировая война, а не "Новый курс", сотрет остатки депрессии.

Дом Моргана осенила мысль о том, что фирма может смахнуть пыль с концепции агентств по закупкам времен Первой мировой войны. Не может ли банк вновь оказать помощь союзникам, прикрываясь щитом нейтралитета? Поразмыслив над таким шагом, банк сообщил британскому, французскому и американскому правительствам, что не будет пытаться повторить этот опыт. После стольких лет слушаний банк чувствовал себя политически уязвимым и опасался возрождения обвинений в корысти.

Кроме того, банк столкнулся с антиуоллстритовской фракцией в Вашингтоне, которая была намерена блокировать любую роль Моргана. Эта оппозиция проявилась, когда Рузвельт создал недолговечный Совет по военным ресурсам. По удивительному совпадению, он выбрал председателем Эдварда Р. Стеттиниуса-младшего, сына гения Моргана, возглавлявшего экспортный отдел в Первой