— Ну, во-первых, пускай из пуповины вся полезная кровь масяне достанется. Во-вторых, пуповину должен отец перерезать.

— Так он же самое раннее через пару-тройку часов приедет.

— Вот, значит, как приедет, так и перережет.

— А это не вредно?

— Кому? Мите? — хохотнула акушерка.

— Ну, А-а-ань, малышу не вредно столько времени с неперерезанной пуповиной?

— Рыж, еще разочек, сейчас я тебе помогу, подтяну слегонца. Оп-па! Вот он, красавчик. Так. Арсений, тащи Леську на кровать. Только, Лесь, слышь, ты, прежде чем ложиться, сними все мокрое и закутайся, там тебе халат приготовили сухой, теплый. Вась, халатик достала?

— Все там, на кровати лежит, и носки теплые тоже, и полотенца.

— Отлично. Так, дорогие товарищи помощники акушера, мы несем Егорку обрабатывать там же на кровати. Вася, по дороге захвати какую-нибудь, ну, кастрюльку, что ли — послед туда пока положить. Все! Бегом, а то они замерзнут. Нет, не вредно.

— Что не вредно?

— С пуповиной неперерезанной до утра малышу не вредно. Арсений, ты жив?

— Жив.

— Дотащишь Лесю?

— Уж не сомневайся, — вяло огрызнулся я.

— Вот и ладненько. Щаз папашке звякнем, порядок слегонца наведем, шоб он тут у нас в паморок не грохнулся, и ты за ним поедешь. Пошли в тепло.

Следующий час смазался в моей памяти калейдоскопом звуков, доносившихся из маленькой комнатки, куда я мотался по первому же зову Ани, где всхлипы и чмоки перемежались со счастливым смехом и дурацким пересчетом пальчиков, ароматов моря, нашатыря и крепкого раствора марганцовки, которая, как оказалось, тоже пахнет.

В перерывах между беготней освободил уже ненужный бассейн, сполоснул его и вынес на улицу под навес — просушиться, подкинул дровишек в догорающий костер и заварил всем чай. Наконец все более-менее угомонились.

— Ань, я боюсь, давай утром, а? — тихо поскуливала ощутимо сдувшаяся Рыж.

— Ну, ты что, ты зачем мужа обидеть хочешь?

— Ань, он сейчас такую головомойку всем устроит…

— Вот телефон, звони. А то я сама позвоню.

Дрожащей рукой Леська набрала номер мужа. Через несколько томительных секунд Шон ответил. Последовавшие за этим разговоры я запомнил, наверное, на всю свою жизнь.

— Любимый, привет… Ну как, покатал?.. Хорошо?.. Что вы там делаете?.. А что пьете?.. А уже много выпили?.. Ну и отлично. К тому же у тебя и повод есть… Какой-какой. Замечательный такой повод. У нас сын родился… Сын, говорю, родился. У нас… Сейчас… Блин, Мить, не тупи. У нас с тобой… Только что… Как-как. Сам. В море… Ничего не пила, ты что, дурной совсем? Мне Сеня даже второй глоток шампанского не дал выпить… Да, здесь… Да… С нами… Ну, тут Анюта, Русалка, Седой и мы с Егоркой… Да нет же… В каком, на фиг, роддоме. Мы в «Гроте» у Седого рожали вместе… Да сам ты больной и неадекватный… Я тебя все равно люблю, дурацкая твоя бритая башка… На, Сеня, он требует кого-то адекватного… У-у-у, сексисты-шовинисты хреновы…

Следующие пять минут я нечленораздельно мычал в трубку, пока задыхающийся эмоциями Шон орал мне в ухо так, что сидевшим рядом участникам родовспомогательного заговора прекрасно было слышно каждое слово про отрезанные яйца, оторванные бошки и прочие последствия столь неосмотрительного добровольно-принудительного участия в этом антисанитарном, мракобесном, средневековом, сектантском, вопиющем акте, о беспрецедентном нарушении священного права мужа и отца организовать достойные роды для любимой, но совершенно безголовой, бестолковой, безответственной дуры-бабы. Терпевшая какое-то время Анна не выдержала и выхватила у меня мобильный.

— Митяня, я тебя поздравляю! Герой, герой, прям даже и не ожидала. Мало кто из современных мужчин решается на такой подвиг — разрешить жене и ребенку самим родить и родиться. А то все больше трусов нынче, боящихся нести ответственность за такое решение. Прям мы даже в изумлении, как человечество умудрилось выжить и успешно размножиться без стерильных палат и оборудованных родильных домов. А пацан у тебя богатырь родился — ну, не Илья Муромец, но три восемьсот, это вам не фунт изюму. Ты там спать не ложись, мы сейчас Арсения за тобой пришлем. Тебе же еще пуповину перерезать надо. Как-как, вот так. Ты же папа, тебе и ножницы в руки. Или ты доверишь крестному отцу? Как кому — Арсению, конечно. А, не надо? Сам будешь? Ну ладно, мы его тогда отпускам к тебе. Жди.

ГЛАВА 39

Василиса.

Звонок Ани застал меня врасплох. То есть, мы, конечно, договаривались, что я буду помогать в этой их авантюре с родами. Точнее, я дала согласие, в душе искренне надеясь, что сдержать его никогда не придется. Ради Бога, Шон не тот мужчина, который позволит подобное. А уж тем более так скоро. Поэтому, когда Аня жизнерадостно сообщила мне, что пора, у меня затряслись руки, и ноги стали ватными. Господи, я же не думала, что до этого все-таки дойдет. Я сначала заметалась по дому в поисках места, куда я дела пресловутый список для аптеки. Потом резко вспомнила, что он все время лежал у меня в сумке, и только после этого сообразила, что мы с мамой дома одни. Нет, конечно, она уже чувствовала себя прочти прекрасно и, вроде, не нуждалась в нашей неусыпной опеке, но у нас с дядей Максимом все же был негласный договор, что, если уходит он, то дома остаюсь я, или наоборот. А эти дни он всегда отсутствовал хотя бы полдня, потому что подменял на фирме откомандированного Арсения.

— Дядя Максим, у меня тут форс-мажор, — ляпнула я в телефон, прежде чем поняла, как это прозвучало и что он может подумать, и тут же почти завопила. — Не с мамой!

— Господи, Василиса, дочка, ты меня до инфаркта доведешь, честное слово! — в голосе мужчины заметное облегчение. — Что еще случилось?

— У нас Леся рожает! — на том конце воцарилась недоуменная тишина. — Мне уйти надо. Очень срочно!

— Василиса, я понимаю, что многого о тебе не знаю, но, собственно…

— Дядя Максим, а можно я потом все объясню. Как-нибудь, — взмолилась я, пренебрегая вежливостью.

— Сейчас буду, — только и сказал он и отключил связь.

Я быстро переоделась и, спустившись, уселась в ожидании в гостиной рядом с мамой, которая, вроде, дремала на диване.

— Котеночек, что у тебя случилось? — спросила вдруг она, и я вздрогнула.

— Не у меня, у подруги. Рожает она, мам, — честно призналась я.

— Новая жизнь, это так замечательно, — мечтательно проговорила мама. — Мне всегда хотелось большую семью. Но я не о том сейчас спросила, Васюня. Я же вижу, что с тобой что-то происходит.

Я не могла усидеть