на самого коня, на девушку и поняли, кто им попался, – довершил я. – Кстати, странно, почему не срезали эту самую сбрую.

– Ничего не странно. Может, коня подстрелили, но не насмерть, и он следовал за караваном, пока хватало сил. Чтобы его прирезать – сперва надо подойти вплотную, а что-то мне подсказывает – среди караванщиков самоубийц не было. Стрелять… ну… опять-таки, вряд ли они там великие стрелки и ящерице глаз выбить могут, а если лошадь вертится, так поди попади наверняка! Тем более ученый конь не приблизится слишком сильно, да и от стрелка удерет. – Фергия перевела дыхание и закончила: – А когда он пал… Возвращаться не стали, ясное дело. Подумаешь, сбруя! Сдается мне, девушка была так хороша, что старший караванщик рассчитывал продать ее очень и очень дорого. А что диковата немного, так обучат…

– Вот и я решила, что она угодила в плен, – глухо произнесла бардазинка. – Мы обыскали невольничьи рынки в округе, но не увидели ни одной похожей девушки. А говорить с нами не очень-то желают… Тогда я решила, что все дороги ведут в Адмар, и мы отправились сюда. И встретили тебя, Фергия-шади. Найди мою дочь!

– Ишиди, ты хоть скажи, как ее зовут, – вздохнула Фергия. – И опиши внешность. То есть я догадываюсь, что она похожа на тебя, но…

Та помолчала, потом сказала:

– Имя моей дочери – Эрра-Тана, она очень высокая, хоть и не выше меня, и такого же сложения. У нее широкие плечи, и чужаки издалека могут принять ее за юношу, пока не разглядят косы – они у нее ниже пояса, черные, как у нас с тобой. Лицом она похожа на меня, но черты мягче – она ведь совсем юна. И глаза другие. У нее глаза, как у ее отца – серо-синие, как небо перед грозой, как море перед ураганом, яркие и в то же время прозрачные. На левой щеке у нее родинка, на лбу другая. Она шутила, что даже рисовать не нужно – нужные точки уже есть. У нас считают, что ее отметили боги… – Ири-Хтара опустила голову, и я заметил, что в ее смоляных волосах блестят серебряные нити. – Кожа светлее моей. Ее отец был родом откуда-то из твоих краев, шади.

– Он жив еще? – тут же спросила Фергия.

Я решил: вдруг она рассматривает вероятность того, что партнер Ири-Хтары был случайным, а теперь вот вернулся в наши края, узнал о дочери и решил забрать ее в цивилизованные, по его мнению, условия?

– Он умер еще до ее рождения, – покачала головой бардазинка. – Мы встретились, и… Долго объяснять. Скажу лишь, что я хотела отпустить его, потому что ему плохо было в наших местах, но не успела. Был бой, он сражался отчаянно и погиб. А у меня осталась Эрра-Тана. Вот и все.

– Про одежду, думаю, спрашивать нет смысла, – протянула Фергия, – если твою дочь взяли в плен, то наверняка раздели. А вот оружие может где-то всплыть. Опиши и его!

Я понял, что это надолго, и лишь когда они закончили со всеми этими деталями, сообразил спросить:

– Ишиди, прости за нескромный вопрос, но твоя дочь уже познала мужчин? Не сочти за оскорбление! Просто если нет – то ее, скорее всего, могли продать только в одно место, а если да, то… вариантовбольше.

– Познала, разумеется, – фыркнула Ири-Хтара. – Я же сказала, что она недавно стала женщиной. Или вы полагаете, это означает…

– Вейриш, вам лучше выйти, мы тут обсудим всякое… – быстро произнесла Фергия, и я послушался. Мне как-то не хотелось слушать об обычаях бардазинов применительно к юным девушкам.

Снаружи было жарко. Телохранители Ири-Хтары стояли возле шатра стеной, где-то чуть поодаль шалила Даджи, вернее, играла с прежней хозяйкой-старухой… Диргеш оставался достаточно далеко, и это не могло не радовать.

Кажется, меня разморило, и я задремал, потому что очнулся от тычка в бок, сделавшегося уже привычным.

– Вставайте, Вейриш, – сказала мне Фергия. – Солнце почти в зените, а у нас еще джаннаева прорва дел!

Она раскланялась с Ири-Хтарой, не без интереса посмотрела на ее телохранителей, и мы направились прочь.

– Забавно, – сказала Фергия, когда мы отошли подальше, – у них у всех глаза светлые. У одного – видели, высоченный такой, с двумя саблями? – точь-в-точь, как у папы – серые, яркие… Они нарочно, что ли, таких мужчин выбирают?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – вздохнул я. – Но слышал, что только знатные бардазины светлоглазые и сравнительно светлокожие. На старуху вон взгляните, она ведь почти черная! И глаза у нее карие.

– Ну вот не надо, Вейриш! Черная она от солнца, а не от природы. Да и глаза намного светлее, чем у адмарцев. И не совсем карие, немного с прозеленью, на солнце заметно. Ну да ладно, это мелочи, – махнула она рукой. – Еще разузнаю!

– Шодан приказал шади не отвлекаться от его поручения, – откуда ни возьмись появился Диргеш.

Вместо ответа Фергия вынула из кармана и показала ему крохотную шкатулочку. Чародей снова отстал.

– Думаете, дела связаны? – спросил я как бы между прочим.

– Да кто ж их знает… Вряд ли. Где бардазинка и где этот мальчик… Но и пренебрегать такой вероятностью не стоит, – улыбнулась Фергия. Подумала и решила: – Все-таки нам придется проникнуть во дворец.

– Вы с ума сошли!

– Не хотите – сидите дома, я одна туда заберусь. Не так уж это и сложно.

– Но… Но…

– Вы ведь думали об этом, Вейриш, разве нет? – сказала Фергия и пошла дальше, а я вынужден был признать: да, размышлял о подобном, но… исключительно в теории!

Глава 12

К сожалению, Фергии не слишком нравились теоретические умопостроения, ее больше привлекала практика, а потому она с ходу заявила:

– Прыгать с вашей спины в дворцовый фонтан я не буду. Брызг много, толку мало, да еще, чего доброго, напорешься на эту, с позволения сказать, скульптуру, которая торчит посредине!

– Откуда вы знаете, какая там скульптура? – опомнился я.

– О ней рассказывают все, кто бывал в садах рашудана, – пояснила она. – И в книгах описано это сооружение. Не то чтобы я отказалась взглянуть на него своими глазами, но… не таким образом, хорошо?

– А этого-то вы куда денете? – шепотом спросил я, кивнув на Диргеша.

Фергия выразительно клацнула крышкой шкатулочки.

– Может, заставите его провести нас во дворец безо всяких там… приключений? Или это вам не по силам?

– Отчего же, вполне по силам… – задумчиво ответила Фергия и тоже покосилась на нашего сопровождающего. На его месте я бы уже забеспокоился. – Но что