Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутри дома над слугами и служанками распоряжается хозяйка, сама, в свою очередь, во всем послушная своему мужу. Она встает ранее всех и распределяет всякое рукоделие, заказывает поварам кушанье и смотрит за тем, чтобы все было чисто и прибрано в горнице, в сенях, и на крыльце, и на лестнице, столовая посуда и скатерти, постели и платья; рубашки, убрусы и ширинки чтоб были вымыты и бережно укладены; а также мониста и всякие украшения хранились бы в сундуках, коробьях за замками, а ключи были бы у нее в малом ларце. Она смотрит за слугами, чтобы те держали себя смирно и чинно, чтобы блюда, ложки, ковши, братины, ведра, квашни, горшки, кувшины, корчаги — все это было тщательно вымыто, выскрещено, вытерто, высушено и положено на свое место, а не валялось бы по лавкам. Перед нижним крыльцом постлана солома или сено, а у сеней перед дверьми рогожка или войлок для отирания грязных ног. Во всяком сколько-нибудь важном деле хозяйка спрашивается мужа. Над всем в доме царит его хозяин. Он наблюдает, прежде всего, благочестие: у него в доме не только везде святые иконы, но есть особая образная или крестная комната, куда вся семья и домочадцы утром и вечером собираются на молитву; кроме того, муж не должен пропускать ни одной церковной службы; а жена ходит в церковь, когда нужно, по совету с мужем; также и в гости она ходит только с позволения мужа. Сей последний держит в страхе всю семью и домочадцев, для чего прибегает к частым побоям, наказывает за всякий проступок и особенно за ослушание. Домострой советует слуг и детей, «смотря по вине, наказывать и раны возлагать». Но в то же время порядочный домовладыка прилежно заботится о своих домочадцах и холопах: он их хорошо кормит, поит и одевает, учит страху Божию, вежеству и смирению, а также разным добрым промыслам; за службу награждает платьем, конем, а то и пашней или какой торговлей.
Лучшие люди того времени, по-видимому, сознавали нехристианское начало рабства и еще при жизни своей отпускали на волю своих холопей. Так, Сильвестр в своем Малом Домострое идет далее Полного Домостроя и рассказывает, что «всех своих работных он освободил и наделил; выкупал и чужих рабов, чтобы дать им свободу, и все его домочадцы живут у него по своей воле, будучи свободными». Многих сирот и холопей обоего пола он вскормил в своем доме и научил, к чему кто способен: кого грамоте и книжному делу или иконному письму, кого серебряному мастерству или другому рукоделию, иных торговле. А жена его воспитала многих бедных девиц, научила рукоделию и всякому домашнему делу и повыдала замуж; а парней они поженили. И все они теперь свободные живут своими домами; одни занимаются промыслами, другие торгуют; некоторые, наиболее грамотные, уже сделались дьяконами и священниками или дьяками и подьячими. Сильвестр в особенности увещевает своего сына беречься «пьянственного недуга», соблюдать законный брак и никому не давать на себя ни в чем ни кабалы, ни записи. В примере он указывает на себя; ни за кого он не давал поруки, а потому никогда ни с кем на суде не бывал; если что покупал, то платил без волокиты, а если продавал, то без всякого обмана, в случае его товар кому не полюбится, то брал его назад и деньги возвращал. Относительно брачного жития он говорил сыну: «Я не знал другой женщины, кроме твоей матери».
Наставления Домостроя об отношении мужа к жене приводят нас к вопросу о положении женщины в древнерусской семье вообще.
Одним из важнейших последствий татарского ига было менее свободное состояние женщины на Руси, чем в прежние времена. Вместе с огрублением нравов, естественно, высшие классы стали прятать женщину, особенно девицу, от общения с посторонними мужчинами, и, по образцу восточному, начало развиваться теремное уединение. Браки стали заключаться не по взаимной склонности и предварительному знакомству, а устраивались родителями при посредстве свах, не спрашивая согласия детей. При деспотизме мужа или главы семейства жена заняла совершенно подчиненное, почти рабское положение; в качестве домоправительницы она наставляла и наказывала домочадцев, но в то же время сама должна была терпеть побои и всякое унижение от мужа, который по понятиям того времени должен был любя «учить жену», то есть бить ее. Последнее правило распространялось одинаково на все сословия, высшие и низшие. До какой степени сама русская женщина прониклась мыслью, что любовь и побои неразлучны друг с другом, показывает известный анекдот, сообщаемый иностранным наблюдателем (Герберштейном). Один иноземец, находившийся в московской службе, был женат на русской, и жена выразила ему сомнение в его любви, так как он никогда ее не бил. Иноземец, чтобы доказать ей свою любовь, начал жестоко ее бить, так что потом она умерла от побоев. Ввиду такого варварского обращения, от которого нередко происходили увечья и выкидыши у беременных, Домострой советует мужу учить жену не перед людьми, а наедине и не бить ее кулаком, пинком и палкой, а постегать плетью, «по вине смотря», чтобы и бережно, и разумно, и больно. А если вина велика и дело кручиновато, особенно за страшное ослушание, то «сняв рубашку плеткою вежливенько побить за руки держа». «Да поучив, примолвити; а гнев бы не был; а люди бы того не ведали и не слыхали; жалоба бы о том не была». Как ни кажется странным это узаконение побоев жены со стороны мужа в устах моралиста XVI века, однако, принимая во внимание грубость нравов и суровость отношений той эпохи, наставления Домостроя являются уже некоторым смятением жестоких обычаев.
Не надобно, однако, думать, чтобы в действительности все русские жены той эпохи подвергались жестоким побоям, трепетали перед своими мужьями и вели себя