Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Абу Зайд смотрел так, будто следил за змеей на земле.
– Слушай же, – сказал он и сочинил на ходу:
Когда он закончил, начала она:
Судья понял, что они столь же бесстыдны, сколь и красноречивы.
– Защитить одного и наказать другого, – сказал он, – будет хуже, чем одалживать для уплаты долга. – Он нахмурился, начал волноваться и, закипев от злости, стал ходить кругами, проклиная работу судей и всех, кто хочет ими стать, стонал, как стонут от боли, и наконец сказал: – Я попал в тупик. Я ранен двумя выстрелами в одно и то же место? Или нужно оправдать обе стороны? Откуда все деньги? И главное, откуда все это? – И, повернувшись к судебному служащему, он сказал: – Сегодня день не для суда и не для приговоров, сегодня несчастливый день, день, когда человек попадает в беду, переломный день, роковой день, подходящий день для воровства, но не для суда. Уведи прочь этих двоих, дай им две золотые монеты, чтобы успокоились. После закрой дверь и объяви, что сегодня дурной день и потому судья в скорби и не станет никого выслушивать.
– Да будет так, – отвечал служащий и, уронив слезу, заплатил две монеты Абу Зайду и его жене со словами: – Среди всех людей и дьяволов не найдется двоих умнее вас. Но отныне чтите правосудие: прячьте свою непристойность – потому что не каждый судья таков, как судья Тебриза.
Однажды мне стало вдруг тяжело на сердце – это случилось, когда я был в Саве. И мне вспомнилась заповедь: тяжесть на сердце можно излечить, придя к могилам. И когда я пришел к дому смерти, к огромному хранилищу гниющих останков, то заметил там горстку людей, стоящих над свежевырытой могилой и погребающих завернутого в саван.
Я повернул в другую сторону, размышляя о конце человеческой жизни и вспоминая тех, кто уже умер.
А когда тело предали земле и закончился погребальный плач, я увидел на могильном холме старика, он опирался на посох, и накидка скрывала его лицо. Он сказал:
– Пусть все, кто трудится, трудятся для конца, подобного этому.
Прошло много времени, и я встретил людей, возвращавшихся из путешествия.
– Есть новости? – спросил я.
– Есть новости чудеснее, чем Феникс, – отвечали они и рассказали, как, остановившись на ночлег в Сарудже, видели там великого Абу Зайда, он был одет как суфий и вел людей на молитву, так как стал известным праведником.
Вдруг я поддался порыву. Сборы, тяжелая дорога, и вот я там, у мечети, где он молился. Он был там один в своей нише, в накидке, застегнутой на зубочистку, в заплатанной одежде. Я стоял в благоговейном страхе, как будто неожиданно оказавшись перед львами. Он дочитал по четкам свою молитву и, приветствуя меня, поднял указательный палец, но ничего не спросил, а продолжил Чтение Книги, оставив меня удивляться его благочестию и завидуя тем из Его слуг, кому Всевышний указывает правильный путь. Он смиренно продолжал молитву, в самоунижении и раскаянии, пока не закончились пять молитв и не стал вчерашним нынешний день.
Тогда он отвел меня в свое жилище, разделил со мной свой хлеб и оливковое масло и ушел в свою молельню, где оставался наедине со своим Господом.
Когда утро выпустило свои стрелы, молящийся заслужил свою награду, он завершил свое бодрствование молитвой славы и тогда, только тогда, лег отдохнуть. Но и лежа он продолжал повторять то, что было на сердце.
После, тихо, с рыданием и вздохами, я плакал вместе с ним, оплакивая его в прежние времена.
Очищенный ночными бдениями, он пошел в мечеть. Я сопровождал его и молился среди тех, кто молился за ним, а когда верующие разошлись, он снова начал с плачем тихо читать Слово.
Я знал теперь, что он один из семи праведников, и решил уйти и оставить его одного. Казалось, он догадался о моем намерении, потому печально вздохнул и сказал: