Фигероа также получил приказ, касавшийся флотов, которые все так же уходили из Санто-Доминго на поиски рабов: во-первых, необходимо очертить районы, населенные каннибалами-карибами; во-вторых, индейцев из некарибских племен нельзя захватывать против их воли; в-третьих, Фигероа должен выяснить, что же на самом деле произошло во время достопамятной экспедиции Хуана Боно на Тринидад; в-четвертых, людей Багамских островов, Барбадоса и Ислас-Гигантес, что неподалеку от Венесуэлы (как и сейчас), считать свободными; и наконец, в-пятых, необходимо узнать, как добывается жемчуг на Жемчужном Берегу{1532}.

Однако пока новый правитель готовился, у настоятелей в Санто-Доминго случилась новая напасть: зимой 1518 года по островам прошла эпидемия оспы, в особенности она затронула новые города, основанные настоятелями{1533}. Это была первая полномасштабная эпидемия в Новом Свете, хотя грипп, тиф и корь наносили удары и ранее. Возможно, добрые намерения настоятелей по созданию новых городов непреднамеренно помогли распространению инфекции. В любом случае казалось, что туземцы, страдавшие от изнурения или потери веры в будущее, теперь еще и находятся под угрозой исчезновения из-за европейской болезни, к которой крепкие испанцы, как новоприбывшие, так и закрепившиеся поселенцы, казались менее невосприимчивыми. Индейцы и испанцы вместе проводили религиозные церемонии в Санто-Доминго, моля о божественной защите. Но молитв и церемоний было недостаточно.

Ближайшим последствием стала возросшая необходимость в лукаянах (с Багамских островов) и рабах с Жемчужного Берега. Севильский генуэзец Жакоме де Кастельон (Кастильоне) продолжал посылать экспедиции на север, к Багамам, и на юг, к побережью, осуществляя своеобразную смесь порабощения и обращения. Также велась и торговля: оружие и в особенности вино к 1518 году оказались востребованы Чирибичи в Южной Америке, в то время как бесполезные острова систематически лишались своего населения уже в течение пятнадцати лет{1534}. Это также заставило настоятелей просить о большем количестве черных рабов{1535}.

Обсуждение дел Индий в Сарагосе было прервано. Сначала, 7 января 1519 года, кортесы Арагона оказали Карлу поддержку и выделили деньги. Карл с легким сердцем отправился в Каталонию, дабы встретиться с местными кортесами в Барселоне. Король без всякой помпы прибыл в Лериду. Но, будучи в этом каталонском городе, 24 января он получил новости о событии, изменившем историю Испании и всех ее владений: его дед, император Максимилиан, который казался бессмертным, 12-го числа скончался в Вельсе в Верхней Австрии. Последние месяцы императора мучил сифилис. Его боли лишь слегка облегчались применением «индейского» дерева (madera de Guayana), которое, как и болезнь, которую оно должно было смягчить, пришло из Америки{1536}.

Папа Лев Х из семейства Медичи тут же выдвинул в императоры короля Франциска I Французского. Но Карл был опасным соперником. В этих условиях кому бы то ни было в Испании трудно было привлечь его внимание к какому-либо местному делу, не говоря уж об Индиях. Канцлер Гаттинара был одержим имперской мечтой чуть ли не больше Карла. Поэтому многое, что произошло в Индиях, осталось незамеченным в метрополии.

Так, в начале 1519 года Альварес де Пинеда начал исследовать берег между Флоридой и Миссисипи. Этот регион он назвал Амихель. То, что он впервые увидел реку Миссисипи, ставит его в ряды ведущих исследователей этого поколения. К сожалению, он, похоже, не оставил записей об увиденном. Затем Диего Веласкес, губернатор Кубы, послал еще одну экспедицию на запад с целью пройти по следам Фернандеса де Кордова и Хуана Грихальвы. Это было поручено его собственному экс-секретарю, опытному эстремадурцу Эрнану Кортесу. Мало кто в Испании знал об экспедиции, а когда узнали, то не особо придали этому значения. Даже Лас Касас и не знал о ней, и не интересовался.

Тем временем судья Суасо в Санто-Доминго согласился с тем, что индейская рабочая сила все же необходима, и весной дал разрешение Диего Кабальеро, главному счетоводу Эспаньолы, а также Антону Кансино отправиться в земли, столь маняще называемые «запретными», в поисках рабов – как говорилось в материалах следствия по его делу. Он дал такое же разрешение таким торговцам, как Бастидас и Фернандес де лас Варас{1537}.

Настоятели, все еще ожидавшие прибытия Фигероа, дабы освободиться от своей ответственности, смирились с этим, хотя и отказались давать на это официальное разрешение без одобрения короля. Затем 24 января Фонсекой был подписан декрет, дававший другим севильским генуэзцам, Адаму де Вибальдо (Рибальдо) и Томасу де Форнари, брату Доминго, монополию на продажу черных рабов, доставленных им Горрево{1538}.

Король же отправился в монастырь Вальдонсельи возле Барселоны и стал готовиться к официальному вступлению в этот город. Секретари Кобос и Падильа направились вперед, дабы начать переговоры с местными чиновниками. Вернувшись в Молинс-дель-Рей, они направились обратно в Барселону с доктором Галиндесом де Карвахалем{1539}. Следующей ночью Карл вступил в Барселону инкогнито, дабы самому посмотреть на город. На следующий день он прибыл в Барселону со всем размахом, но даже тогда он думал о потенциальной германской империи и под пение хора собора провел церемонию принятия десяти испанских вельмож в бургундский орден Золотого Руна{1540}.

В то же время Гаттинара и Лаксао продолжали обсуждения с Лас Касасом, и, похоже, им действительно понравились его речи. Сам король также начал склоняться к его идеям. Король предложил для принятия решения по предложению Лас Касаса касательно побережья Южной Америки составить комитет из советников, которых священник сам изберет. Лас Касас выбрал Хуана Мануэля, опытного и проницательного дипломата, возглавлявшего партию короля Филиппа, Алонсо Тельеса и Луиса Манрике, летрадос, которых Лас Касас одобрял. К ним присоединился Франсиско де Варгас, казначей Кастилии.