После этого Джонни объяснил матери, в чем состоят обязанности частного секретаря, и свое намерение оставить дом мистрис Ропер.

– Полагаю, для тебя подобный дом неприличен? – спросила мистрис Имс.

– По правде сказать, особенно неприличного не нахожу. Там есть люди… Впрочем, мама, вы не подумайте, что повышение по службе заставляет меня важничать. Я не хочу жить лучше того, как мы жили в доме мистрис Ропер, но она приняла к себе людей, которые очень неприятны. Там, например, живут мистер и мистрис Люпексы.

И Джонни сделал коротенькое описание их жизни, но ни слова не сказал об Амелии Ропер. Амелия Ропер не показывалась в Гествике, чего он боялся одно время, и потому при настоящем случае не считал за нужное знакомить свою мать с этим эпизодом своей жизни.

По возвращении в дом графа Дегеста Джонни узнал, что туда приехали уже мистер Дель и его племянница. Они сидели с леди Джулией в утренней гостиной, лорд Дегест стоял у камина и о чем-то говорил. Очутясь между ними, Имс ощущал чрезвычайно неловкое положение, как будто все знали, что его выписали из Лондона нарочно для объяснения в любви, да и действительно все об этом знали. Белл, хотя ей никто не говорил, была уверена в этом наравне с другими.

– А вот и принц матадоров, – сказал граф.

– Нет, милорд, этот титул принадлежит вам, я только ваш первый помощник.

Джонни старался казаться веселым, но его взгляды обнаруживали застенчивость, так что, подавая сквайру руку, он должен был сделать усилие, чтобы взглянуть в лицо старика.

– Очень рад вас видеть, Джон, – сказал сквайр, – очень рад.

– Я тоже очень рада, – сказала Белл. – Нам приятно было слышать о вашем повышении на службе.

– Надеюсь, мистрис Дель в добром здравии, – сказал Джонни, – и Лили?

Последнее слово произнесено было с очевидным для всех усилием.

– Моя сестра была очень нездорова, больна скарлатиной, но поправилась очень быстро, и теперь почти совсем здорова. Она будет очень рада вас видеть, если вы придете к нам.

– Да, я буду у вас непременно, – сказал Джонни.

– Неугодно ли, мисс Дель, я покажу вам вашу комнату? – сказала леди Джулия.

Разговор был прерван, и вместе с тем исчезла в Джонни вся неловкость.

Сквайру было объявлено, что его племянница Белл приняла предложение доктора Крофтса, и он обнаружил род согласия в таком семейственном распоряжении, сказав, что если это так, то он ничего не может возразить против доктора Крофтса. Он сказал это меланхолическим тоном голоса, с выражением подавленной печали, которая сделалась теперь почти обыкновенным, всегдашним его выражением. Он только с мистрис Дель и говорил по этому предмету.

– Я желал, чтобы это было совсем иначе, как это вам хорошо известно. У меня были семейные причины подобного желания. Но теперь, конечно, я ничего не могу сказать против этого. Доктор Крофтс, как муж ее, всегда радушно будет принят в моем доме.

Мистрис Дель, ожидавшая гораздо худшего, начала благодарить его за добродушие и между прочим сказала, что ей было бы приятнее видеть свою дочь замужем за своим кузеном.

– Но в деле подобного рода решение должно быть предоставлено исключительно девушке, вы согласны с этим?

– Я ничего не могу сказать против нее, – повторил сквайр.

После этого мистрис Дель оставила его и сообщила своей дочери, что дядя принял известие весьма благосклонно.

– Ты была его фавориткой. Теперь место это займет Лили, – сказала мистрис Дель.

– Я нисколько об этом не забочусь, или лучше сказать, я забочусь об этом очень много и полагаю, что такая перемена будет во всех отношениях к лучшему. А так как я, такая негодная, уеду от вас, и Лили, такая прекрасная, останется дома, то мне становится жаль, что вы переедете из Малого дома.

Мистрис Дель тоже становилось жаль, но теперь она ничего не могла сказать.

– А ты думаешь, что Лили останется дома? – спросила она.

– Да, мама, я уверена в этом.

– Она всегда любила Джона Имса, который пошел теперь так хорошо.

– Это ничего не значит, мама. Она все еще любит его, очень любит. У нее своего рода любовь, но любовь довольно сильная: я уверена, она никогда не произносит его имени без внутренних воспоминаний и мечтаний. Если бы Джонни сделал предложение раньше Кросби, тогда ничего бы подобного с ней не было. Но теперь она не в состоянии переломить себя. Ее будет удерживать гордость, даже и в таком случае, если бы сердце и вытеснило прежнюю любовь. После того что я говорила прежде, мне бы не следовало говорить теперь подобные вещи, но, во всяком случае, я желала бы, чтобы вы не уезжали отсюда. Дядя Кристофер сделался заметно мягче против прежнего, а так как я была виновницей и имею расположение…

– Теперь, душа моя, слишком поздно.

– Тем более, что ни у вас, ни у меня недостанет настолько твердости духа, чтобы предложить это Лили, – сказала Белл.

На другое утро сквайр прислал за своей невесткой, как это бывало всегда, когда представлялась необходимость объясниться или посоветоваться по какому-нибудь серьезному делу. Это было хорошо известно той и другой стороне, и потому подобную присылку нельзя было принять за недостаток учтивости со стороны мистера Деля.

– Мэри, – сказал сквайр, когда мистрис Дель заняла кресло в его кабинете, – я намерен сделать для Белл совершенно то же самое, что вызвался сделать для Лили. Когда-то я намеревался сделать больше, но тогда все перешло бы в карман Бернарда, теперь же я не хочу делать между ними различия. Каждая из них будет получать по сто фунтов в год, – то есть когда они выйдут замуж. Скажите-ка Крофтсу, чтобы он побывал у меня.

– Мистер Дель, он вовсе этого не ожидал: он не надеялся получить за ней и пенни.

– Тем лучше для него, и, полагаю, тем лучше для нее. Вероятно, он не рассердится, если Белл принесет в его дом некоторое вспомоществование.

– Мы об этом никогда не думали, никто из нас не думал. Предложение ваше так неожиданно, что я не знаю, как выразить мою благодарность.

– Не нужно никаких благодарностей. Если вы хотите отплатить мне… Впрочем, я только делаю то, что считаю своим долгом, и не имею ни малейшего права просить отплаты, как милости.

– Но, мистер Дель, чем мы можем отплатить вам?

– Останьтесь в Малом доме.

Говоря эти слова, он как будто снова был сердит, как будто снова предписывал законы им, как будто говорил о долге, который лежал на мистрис Дель в отношении к нему. Его голос по-прежнему был груб, его лицо по-прежнему приняло суровое выражение. Он сказал, что просит отплаты, как милости, но едва ли найдется человек, который просил бы милости таким повелительным тоном: «Останьтесь в Малом доме!» После того он повернулся к столу, как будто больше не о чем было и говорить.