Пусть тебя заточили в тюрьму.

Но кому по силам сломить дух неповиновения?

Выкрикни это в лицо надменному тюремщику!

Терзайте мое тело бичами,

Окрасьте мою грудь и мои щеки моей кровью,

Сломайте мне руки и ноги, вы, сыны шакалов!

Мой несломленный дух не успокоится в стремлении к свободе.

Мятежный поток снесет стены моей темницы.

Однако эмоциональный накал “новой” арабской литературы и ее настойчивый протестный дух в наибольшей степени нашли свое отражение в прозаическом произведении — в романе “Необыкновенные записки Саида-оптипессимиста”, опубликованном в 1972 г. Его автор — Эмиль Хабиби[286], депутат кнесета трех созывов, главный редактор издаваемого партией Раках журнала “Аль-Иттихад” (“Единство”); по форме роман — это письма недавно умершего журналиста Саида, которые он пишет с того света своему коллеге. Саид, изливая всю свою горечь, рассказывает о том, как евреи оскорбляют и унижают национальную гордость арабов; вместе с тем он призывает проклятия и на головы своих соотечественников-арабов за их пассивность и безразличие. При этом он не питает никаких иллюзий по поводу того, какой резонанс получат его протесты. Саид заканчивает свои письма печальным признанием, что все обвинения, выходящие “из-под его усов”, будут услышаны не в большей степени, чем “кошачье мяуканье”. “Саид-оптипессимист”, весьма удачный образец прозы такого рода, был признан выдающимся литературным произведением — сначала во всем арабском мире, а потом и в израильских литературных кругах. За этот роман, ставший делом всей его жизни, Хабиби был удостоен Премии Израиля за 1992 г.

Протесты израильских арабов, выражаемые как на журнальных страницах, так и в ходе частных разговоров, служили для них своего рода отдушиной, поскольку другого выхода у них не было. Община не имела ни своих финансовых или коммерческих структур, ни банков, ни независимых профсоюзов, ни телевидения, ни радиовещания, ни даже периодических изданий, которые не были бы связаны с израильскими политическими партиями (Раках “формально” не являлась арабской партией). Ее антисионистский настрой делал невозможным коалиционное партнерство с еврейскими партиями и тем самым лишал ее какого-либо значительного влияния в кнесете. С первых дней существования Государства Израиль советниками “по арабским делам” израильского премьер-министра неизменно были ответственные сотрудники государственной секретной службы Шин-Бет (Шабак). Вряд ли требовалось какое-нибудь иное доказательство недоверия, существовавшего на государственном уровне.

И все-таки самым решающим фактором, коренным образом изменившим арабо-еврейские политические взаимоотношения, стала Война Судного дня. Впервые в истории государства израильская неуязвимость оказалась под вопросом, причем по обе стороны государственной границы. Забастовки, демонстрации, волнения, вспыхнувшие на Западном берегу (Гл. XXVIII. Новые палестинцы), вызвали похожую, правда, несколько более умеренную, реакцию и израильских арабов. Не следует забывать и о выступлении Ясира Арафата перед Генеральной Ассамблеей ООН в 1974 г. В том же году в Израиле был сформирован Национальный совет руководителей арабских органов самоуправления, который должен был возглавить борьбу за равные права; затем был создан Национальный совет учащихся средней школы, а затем, по инициативе партии Раках, Национальный совет охраны арабских земель. Свою роль в обострении кризисной ситуации сыграло и неразумное поведение государственных структур. Как уже говорилось, Галилея была тем районом, где значительное арабское большинство являлось, в долгосрочной перспективе, фактором демографического риска для израильской безопасности. В годы, когда Рабин занимал пост премьер-министра, продолжалась практика экспроприации арабских участков земли для оборонных нужд. Наконец, в 1976 г., отреагировав на эти действия, Национальный совет охраны арабских земель объявил в “День земли”, 30 марта, всеобщую забастовку, в которой приняла участие, по оценкам, десятая часть всего арабского самодеятельного населения страны; в таких городах, как Нацрат и Шфарам, численность вышедших на улицы участников оценивалась в 50 тыс. человек. Когда выступавшие спровоцировали толпу на беспорядки, пришлось вызывать войска. При разгоне демонстрантов шесть человек были убиты, десятки ранены. С этого дня слова “умеренность” и “спокойствие” вышли из употребления израильских арабов.

Как и в других случаях, связанных с беспорядками на этнической почве, в первых рядах арабского националистического лагеря выступали студенты высших учебных заведений. В 1975 г. арабские студенты Еврейского университета в Иерусалиме с негодованием отказались выполнять распоряжение администрации относительно дежурств в общежитии. В 1978 г. арабский студенческий комитет университета Хайфы провел акцию против мирной инициативы Садата, которая, с их точки зрения, воспрепятствовала решению палестинского вопроса (Гл. XXVIII. Новые палестинцы). Полицейские преследования и аресты не могли сдержать этих молодых активистов — ни на территории университетов, ни за ее пределами. На всеобщих выборах 1973 г. 23 % кандидатов в арабские органы местного самоуправления были моложе 40 лет. Доля кандидатов этой возрастной группы на выборах 1977 г. практически удвоилась, причем большинство новичков были сторонниками партии Раках.

На протяжении всего срока пребывания у власти правительство Рабина проявляло нерешительность в случаях как арабского неповиновения, так и еврейской непримиримости. После событий “Дня земли” в марте 1976 г. кабинет министров подверг коренному пересмотру политику в отношении национальных меньшинств. Вскоре после принятия соответствующего решения в руки прессы попал один документ, предназначенный исключительно для служебного пользования; в нем шла речь о принятии политики “кнута и пряника” по отношению к арабской элите. Занимающие лояльную позицию мухтары, равно как и жители их деревень, могли рассчитывать на благосклонное отношение и предоставление всего спектра коммунальных услуг; что касается деятелей партии Раках и “всех негативно настроенных по отношению к Израилю активистов”, распространяющих клеветнические и подстрекательские заявления, то к ним должны быть приняты соответствующие меры. Этот документ вызвал столь сильные протесты и негодование, как среди арабов, так и среди евреев, что правительство сочло целесообразным выступить с опровержением газетных публикаций. Тем не менее эти публикации были встречены с вниманием и настороженностью. С одной стороны, многие еврейские интеллектуалы говорили о чувстве вины по отношению к палестинским беженцам (Гл. XX. Духовный кризис), с другой стороны, большинство евреев продолжали относиться с неизменным подозрением к арабам, проживающим в их среде. Не желая вступать в более тесные отношения со своими старинными врагами, они полагали, что будет лучше, если правительство возьмет это “в свои руки”.

Менахем Бегин был готов взять все это на себя. По вступлении в должность Бегин и его советники категорически отвергли смесь поощрений и наказаний, предложенных Партией труда. Новый подход Ликуда был прямым и бескомпромиссным. Основной архитектор этой политики, Амнон Линн, заведовал в свое время арабским отделом Партии труда, но затем перешел в Ликуд. Согласно новым и жестким установкам Линна, все субсидии на развитие арабских деревень подлежали незамедлительному сокращению, и все арабские общины Израиля, вне зависимости от лояльности их позиций, должны быть подвергнуты более значительному налогообложению. Арабской молодежи,