контрольным пакетом акций крупнейшей в Иране компании по добыче и экспорту нефти. Недовольные тем, что их не пустили в дело, британцы установили морскую блокаду, чтобы помешать Ирану отгружать нефть потенциальным покупателям. Они также убедили администрацию Эйзенхауэра в том, что новое иранское правительство склоняется к Советскому Союзу, в результате чего Эйзенхауэр дал добро на операцию "Аякс", переворот, организованный ЦРУ и МИ-6, в результате которого был свергнут демократически избранный премьер-министр Ирана и власть оказалась в руках молодого монарха, шаха Мохаммада Резы Пехлеви.

Операция "Аякс" заложила основу для просчетов США в отношениях с развивающимися странами, которые продолжались на протяжении всей холодной войны: принятие националистических устремлений за коммунистические заговоры; приравнивание коммерческих интересов к национальной безопасности; подрыв демократически избранных правительств и союзничество с автократами, когда мы решали, что это нам выгодно. Тем не менее, в течение первых двадцати семи лет американские политики, должно быть, считали, что их гамбит в Иране сработал просто отлично. Шах стал верным союзником, который заключал контракты с американскими нефтяными компаниями и покупал много дорогого американского оружия. Он поддерживал дружеские отношения с Израилем, предоставил женщинам право голоса, использовал растущее богатство страны для модернизации экономики и системы образования и легко общался с западными бизнесменами и европейскими королевскими особами.

Менее очевидным для сторонних наблюдателей было зреющее недовольство экстравагантными расходами шаха, беспощадными репрессиями (его тайная полиция была печально известна пытками и убийствами диссидентов) и продвижением западных общественных нравов, которые, по мнению консервативных клерикалов и их многочисленных последователей, нарушали основные принципы ислама. Аналитики ЦРУ также не обратили особого внимания на растущее влияние мессианского шиитского священника в изгнании, аятоллы Хомейни, чьи труды и речи осуждали шаха как марионетку Запада и призывали верующих заменить существующий порядок исламским государством, управляемым законами шариата. Поэтому американские чиновники были застигнуты врасплох, когда серия демонстраций в Иране в начале 1978 года переросла в полномасштабную популистскую революцию. К последователям Хомейни на улицах присоединялись недовольные рабочие, безработная молодежь и продемократические силы, добивавшиеся возвращения к конституционному правлению. К началу 1979 года, когда число демонстрантов исчислялось миллионами, шах тихо покинул страну и был ненадолго допущен в США для лечения. Ночные американские новостные программы были заполнены кадрами аятоллы — белобородого, с горящими глазами пророка — сходящего с самолета в триумфальном возвращении из изгнания перед морем обожающих сторонников.

Большинство американцев мало что знали об этой истории, когда разворачивалась революция, — или почему люди в далекой стране вдруг стали сжигать чучело дяди Сэма и скандировать "Смерть Америке". Я точно не знал. В то время мне было семнадцать лет, я еще учился в школе и находился на пороге политического просвещения. Я лишь смутно понимал детали того, что произошло дальше: как Хомейни установил себя в качестве верховного лидера и отодвинул на второй план бывших светских и реформистских союзников; как он сформировал военизированный Корпус стражей исламской революции (КСИР), чтобы подавить любого, кто бросит вызов новому режиму; и как он использовал драму, развернувшуюся, когда радикально настроенные студенты ворвались в посольство США и захватили американских заложников, чтобы помочь укрепить революцию и унизить самую могущественную страну в мире.

Но трудно переоценить, насколько сильно, тридцать лет спустя, последствия этих событий все еще определяли геополитический ландшафт моего президентства. Иранская революция вдохновила целый ряд других радикальных исламских движений, намеревавшихся повторить ее успех. Призыв Хомейни к свержению суннитских арабских монархий превратил Иран и Дом Сауда в злейших врагов и обострил межконфессиональный конфликт на всем Ближнем Востоке. Попытка вторжения Ирака в Иран в 1980 году и последовавшая за этим кровавая восьмилетняя война, в которой страны Персидского залива обеспечивали Саддама Хусейна финансированием, а Советский Союз снабжал армию Хомейни оружием, в том числе химическим, ускорила спонсирование Ираном терроризма как способа компенсировать военные преимущества своих врагов. (Соединенные Штаты при Рейгане цинично пытались получить и то, и другое, публично поддерживая Ирак и тайно продавая оружие Ирану). Клятва Хомейни стереть Израиль с лица земли — проявившаяся в поддержке КСИР таких вооруженных прокси, как базирующаяся в Ливане шиитская милиция "Хезболла" и военное крыло палестинской группы сопротивления "Хамас" — сделала иранский режим главной угрозой безопасности Израиля и способствовала общему ужесточению отношения Израиля к возможному миру со своими соседями. В более широком смысле представление Хомейни о мире как о манихейском столкновении между силами Аллаха и силами "Великого Сатаны" (Америки) просочилось, как яд, в умы не только будущих джихадистов, но и тех, кто на Западе уже склонен рассматривать мусульман как объект подозрений и страха.

Хомейни умер в 1989 году. Его преемник, аятолла Али Хаменеи, священнослужитель, который почти не выезжал за пределы своей страны и никогда больше не собирался, очевидно, сравнялся с Хомейни в своей ненависти к Америке. Несмотря на титул верховного лидера, власть Хаменеи не была абсолютной — он должен был советоваться с влиятельным советом клириков, а повседневная ответственность за управление страной лежала на всенародно избранном президенте. В конце правления администрации Клинтона и в начале правления администрации Буша был период, когда более умеренные силы в Иране получили небольшую поддержку, что открывало перспективы оттепели в американо-иранских отношениях. После 11 сентября 2001 года тогдашний президент Ирана Мохаммад Хатами даже обратился к администрации Буша с предложением помочь Америке в ликвидации последствий в соседнем Афганистане. Но американские чиновники проигнорировали этот жест, а когда президент Буш в своей речи "О положении дел в стране" в 2002 году назвал Иран, наряду с Ираком и Северной Кореей, частью "оси зла", все существовавшие дипломатические окна фактически захлопнулись.

К тому времени, когда я вступил в должность, консервативные сторонники жесткой линии снова были у власти в Тегеране во главе с новым президентом Махмудом Ахмадинежадом, чьи маниакальные антизападные выпады, отрицание Холокоста и преследование геев и других людей, которых он считал угрозой, делали его идеальной дистилляцией самых ненавистных аспектов режима. Иранское оружие по-прежнему отправлялось боевикам, намеревавшимся убивать американских солдат в Ираке и Афганистане. Вторжение США в Ирак значительно укрепило стратегические позиции Ирана в регионе, заменив его заклятого врага Саддама Хусейна на правительство, возглавляемое шиитами и находящееся под иранским влиянием. Хезболла, марионетка Ирана, стала самой мощной группировкой в Ливане, а ракеты, поставляемые Ираном, теперь могли достигать Тель-Авива. Саудовцы и израильтяне в тревожных тонах говорили о расширяющемся "шиитском полумесяце" иранского влияния и не скрывали своей заинтересованности в возможности смены режима по инициативе США.

При любых обстоятельствах Иран был бы головной болью класса А для моей администрации. Но именно ускоряющаяся ядерная программа этой