Джоанна рассмеялась, заметив, что ее горничная по сей день тоскует по внезапно исчезнувшему супругу. Вот пусть и повидается с бедняжкой Саннивой.

Они еще обсуждали последние детали, когда внизу на лестнице зазвучали шаги. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы кузину короля застали здесь в обществе мужчины. Мартин жестом дал понять, что ускользнет по верхней галерее через хоры, а Джоанна тотчас направилась к лестнице. Но Мартин в последний миг быстро обнял ее и поцеловал — и сколько же огня, страсти и почти нескрываемого отчаяния было в этом поцелуе!

Исчез он мгновенно, а Джоанна, все еще хмельная от его прикосновений, стала спускаться.

Затаившись на хорах, Мартин слышал, как она произнесла, обращаясь к кому-то невидимому: «Pax vobiscum, pater! Benedicat!»[148]

Голос Джоанны при этом звучал совершенно буднично. О, поистине она необыкновенная женщина!

Мартин пронесся по верхней галерее и, спустившись вниз, смешался с прихожанами.

Он осуществил то, что задумал, и мог быть доволен собой. И все же на самом дне души остался скверный осадок. Он снова обманул Джоанну, и они больше не увидятся. С ее помощью он покинет Палестину, и их судьбы разойдутся навсегда… Но даже сознавая это, он чувствовал, что там, где всего несколько мгновений назад билось горячее и преданное сердце, теперь образовалась щемящая пустота…

Король Филипп Французский покидал Святую землю с такой торжественностью, словно за спиной у него оставались только ратные подвиги и славные свершения. Гудели трубы, монахи распевали псалмы, воины строем поднимались на борт кораблей, звучали команды капитанов, указывавших рыцарям, где и кому надлежит расположиться.

Многие из отплывающих казались веселыми и счастливыми, лишь некоторые выглядели потерянными и удрученными, но все они поглядывали на собратьев, которые оставались на берегу, чтобы продолжить жестокую борьбу. Отныне ими командует герцог Гуго Бургундский, но идти в бой с неверными они будут под знаменами с французскими лилиями, исполняя обет вместо своего короля.

Сам Филипп уже стоял на высокой корме большой галеры, беседуя с Конрадом Монферратским и его супругой Изабеллой.

У Конрада не было ни малейшего желания оставаться в Акре, где он окажется в подчинении у короля Ричарда, покровительствующего Гвидо де Лузиньяну. К тому же он решил, что его беременной супруге предпочтительнее обосноваться в хорошо защищенном и гораздо более спокойном Тире. Маркиз намеревался сопровождать Филиппа Французского до Тира, где король должен сделать остановку перед выходом в открытое море, а заодно окончательно урегулировать вопрос о находящихся в его руках пленных эмирах акрского гарнизона. В целом было решено, что когда выкуп за них будет выплачен, эти деньги пойдут на содержание французских рыцарей, оставшихся в Святой земле. В остальном Капетинг считал свою миссию в Палестине завершенной.

Сейчас он был так занят беседой, что даже не поднимал глаз на причал. В этом и не было особой нужды: проводить короля Франции прибыло не так уж много предводителей крестоносцев и вельмож. Даже Гуго Бургундский, его верный соратник, не пожелал воздать своему сюзерену прощальные почести. Зато тамплиеры и госпитальеры были здесь — долг предписывал им салютовать на прощание монарху, участвовавшему во взятии Акры. Главы орденов восседали на конях, следя за тем, как медленно ширится полоска воды между бортом флагманского корабля Филиппа Французского и причалом.

— Я доволен, что он уезжает, — вполголоса заметил магистр Робер де Сабле. — Меньше будет раздоров в воинстве Христовом, а за королем Англии люди пойдут как один. Ричард Львиное Сердце — меч и щит христианства на Востоке. И он не отречется от клятвы отвоевать Иерусалим с такой легкостью, как это сделал Филипп.

Магистр говорил довольно громко, и Уильям де Шампер сделал предостерегающий жест: неподалеку возвышался в седле епископ Бове, верный человек короля Франции. Всем известно, что он остался здесь, чтобы блюсти в Святой земле интересы своего господина.

Бове, однако, кое-что расслышал и сердито оглянулся. Его лиловая камилавка была покрыта пятнами пота, крупные капли стекали по сухому лбу и худощавому лисьему лицу.

— Вы несправедливы к моему королю, магистр! Филипп болен, а здешняя адская жара его окончательно погубит. Монарх же обязан в первую очередь заботиться о королевстве и своем наследнике. Принцу Людовику всего четыре года. Что будет с ним и с Францией, если хворь погубит государя в Палестине? Порой мне кажется, что Господь по-особому испытывает нас, устраивая такое пекло.

Маршал склонился к де Сабле:

— Мессир, будьте осторожнее. Этот человек здесь затем, чтобы продолжать плести интриги, в коих он великий мастер.

— Долго он не выдержит, — заметил, усмехаясь в бороду, магистр. Он тоже был изнурен жарой, из-под алой шапочки магистра выбивались коротко подрезанные, но совершенно мокрые от пота пряди. Щурясь на ослепительно-белое светило, лучи которого, казалось, прожигают насквозь, он проговорил: — Хотел бы я знать, отчего Капетинг отбывает в полдень, в самый зной? Разве нельзя было отчалить поутру, когда духота не так гнетет?

Де Шампер промолчал. Он знал, что августовская жара в Акре бывает просто адской. Даже легкое белое одеяние не спасает от зноя. Солнце раскалило плиты порта, воздух обжигал, дышать становилось все труднее, и даже кони под рыцарями стояли мокрые от пота, уныло свесив морды. Скорее бы покинуть гавань и укрыться под каменными сводами, где сквозняки и журчание фонтанов позволят хоть немного перевести дух.

— Надеюсь, граф Неверский учтет эту ошибку и отдаст приказ назавтра отчаливать пораньше, — заметил маршал, поглядывая туда, где стояли корабли, которым предстояло выйти в море на следующий день.

Он видел, как таможенники и орденские рыцари обходят эти суда, переговариваются со шкиперами и заносят пометки в свои свитки. Все верно: несмотря на столь массовый исход из Акры, необходимо бдительно следить, чтобы на борт не проникли те, кому там быть никак не надлежит. Несмотря на хорошо организованную охрану, вчера троим сарацинам удалось бежать. Тем не менее они скрываются где-то внутри города, ибо за его стены даже мышь не выскользнет незамеченной.

Над головой по-кошачьи прокричала чайка. С моря наплывал запах йода и разлагающихся под молом водорослей. Корабль короля Филиппа был уже у выхода из гавани. Скоро он обогнет скалу с Мушиной башней, и тогда они тоже наконец-то смогут покинуть раскаленную набережную.

Раздавшийся в неподвижном воздухе смех прозвучал неуместно. Из кого это обезумевшее солнце еще не вышибло желание веселиться? Смеялись англичане — граф Лестер и Обри де Ринель, представители короля Англии, явившиеся проводить Капетинга. Сам Ричард отказался прибыть, а вместо себя отправил в порт под английским стягом этих двоих. Сейчас они смеялись из-за того, что Обри окатил молодого графа водой из кадки. И напрасно — не пройдет и двух-трех минут, как влага испарится и Лестеру станет еще жарче…