И это после всего, что ей довелось пережить и испытать? О нет! Это невозможно! Ее жег стыд, и в то же время она трепетала от нервного возбуждения. Она должна немедленно уйти и навсегда забыть эту встречу… Вместо этого Джоанна протянула руку и нежно коснулась его волос.

— Какие короткие! Зачем ты срезал свои дивные волосы, Мартин?

Нелепый вопрос. Она и вела себя нелепо, и когда он перехватил ее руку и стал осыпать теплыми, полными нежности поцелуями, а затем притянул к себе, она отпрянула и бросилась вверх по ступеням. Мартин настиг ее на площадке перед выходом на хоры и обнял.

— Без тебя нет жизни! Ты, одна ты… Ты снилась мне каждую ночь…

Последнее было несомненной правдой. Ее образ не покидал его по ночам, что бы ни происходило днем. И вот — она здесь… Джоанна вырывалась, даже ударила его, но он словно не замечал этого, покрывая ее глаза, губы, шею поцелуями.

— Прекрати! — задыхалась Джоанна. — Оставь меня немедленно!.. Мы в храме, а ты тискаешь меня, как прислугу…

— Но я люблю тебя! Я готов вечно служить тебе…

Она все же вырвалась и застыла в обрамленной колоннами арке, ведущей на хоры, из-за ее спины на площадку лился свет.

— Тогда служи и уйди по моему приказанию!

Оба тяжело дышали. Мартин спросил:

— Ты действительно этого хочешь?

Его глаза вспыхнули, как кристаллы аквамарина. О, как ее влекло к нему, к этому сильному, полуобнаженному телу! Джоанна не могла отвести от него глаз. И вдруг сама бросилась к нему и стала целовать с такой жадностью, с какой пьет путник в пустыне, наконец-то добравшийся до источника. Но и это не могло утолить ее мучительную жажду.

Все существо Джоанны пронизывало огненное, неистовое желание. Вихрь ощущений, порожденный поцелуями и страстными ласками, проникал в нее все глубже, пылал в груди, в животе, в глубочайших недрах ее естества. Теперь она сама ласкала его, дерзко и откровенно, пока из уст Мартина не вырвался мучительный и страстный стон…

Он притиснул ее к грубой кладке стены, а она была настолько готова его принять, что только всхлипнула, когда он подхватил ее так, что ее колени оказались у него за спиной, и одним сильным толчком оказался в ней. Джоанна откинула голову, наслаждаясь этой беспредельной близостью: она была счастлива, и оба они пребывали в раю… Потом внутри нее что-то как бы обнажилось, стало уязвимым и невероятно чувствительным, и она тихо застонала. Наслаждение растекалось по телу горячим тягучим медом…

Когда Джоанна пришла в себя, Мартин все еще сжимал ее в объятиях, тяжело дыша, а она крепко держалась за него, понимая, что, если он сделает шаг назад, она просто сползет вниз, на пол. Тело было невесомым и не желало ее слушаться. Но Мартин не отпускал ее, продолжая нежно целовать и шептать что-то бессвязное, словно во сне или в бреду. Джоанна прильнула к нему, тающая и покорная… С ним она всегда становилась такой, и ей это нравилось.

Постепенно в их сознание начали проникать извне посторонние звуки — голоса прихожан в храме, воркование голубей, крики чаек над городом. На башне собора ударили в колокол. Джоанна отстранилась и начала приводить в порядок одежду и волосы, затем подняла упавшую в пылу их любовного объятия вуаль и закутала лицо.

— Мне пора идти, Мартин…

— Да. Мне тоже надо готовиться к отъезду. Но, знаешь, Джоанна…

Она уже успела спуститься на несколько ступеней, однако остановилась, глядя на него снизу.

— Что?

Она хотела услышать какие-то слова, должно быть, очень важные для нее.

— Джоанна, мы оба знаем, что у нас нет будущего, но вот — мы снова вместе. Я хочу, чтобы ты знала: однажды я вернусь… Я вернусь к тебе. Без тебя я не смогу жить.

Она тут же бросилась наверх и крепко обняла его. Сейчас ей казалось, что нет ничего надежнее этих объятий.

— Я буду ждать тебя. Когда бы ты ни пришел.

Мартин выдержал паузу, потом осторожно произнес:

— Но мне придется уехать. И скоро. Поверь, мне безразлична судьба этих евреев, я просто доставлю их в какое-нибудь безопасное место, а потом…

Она ждала, что он скажет дальше, не спуская с него глаз. Мартину отчего-то было особенно трудно лгать Джоанне, когда они так близко. Он отстранился и начал собирать разбросанную одежду.

— Я вернусь, как только появится хотя бы малейшая возможность. Но это будет непросто, ты должна понять. Ведь я вынужден скрываться даже от братьев своего ордена. Немало времени займет и подготовка к отъезду — необходимо раздобыть подорожную, сопроводить это еврейское семейство, вернуться и снова каким-то образом устроиться, чтобы быть рядом с тобой. Но, боюсь, это случится не так скоро, как мне хотелось бы.

— Я могу тебе помочь? Не забывай, я кузина короля, и мне многое под силу.

Она сама сказала это! Мартин готов был снова заключить ее в объятия. Однако сдержал готовую прорваться радость, накинул тунику и стал затягивать пряжку пояса.

— Если бы ты помогла мне, это ускорило бы дело. Но смею ли я просить?

О, как она могла ему отказать!

— Что тебе нужно, милый?

Он объяснил, и Джоанна задумалась.

— Отплыть в первый день, когда Акру покинет головная часть эскадры короля Филиппа, непросто. На этих кораблях будут следовать сам король, его свита и цвет рыцарства. Это опасно и для твоих евреев, и для тебя. Но на следующий день отчаливает кузен короля граф де Невер — он сопровождает королевский багаж, раненых рыцарей и семьи тех, кто состоял в свите Капетинга.

Мартин молчал, ловя каждое слово. Джоанна, конечно, умница и сразу оценила ситуацию, но сможет ли она добыть пропуск на корабль?

— Мне нужно разрешение на шестерых взрослых и троих детей, — проговорил он, застегивая плащ. Именно так: он сам, Сабир и Эйрик, Сарра и ее невестка, Муса и дети. Старая служанка отказалась пускаться в дальнее путешествие, и ее отправили к дальним родственникам из числа акрских евреев.

Джоанна заметила, что число детей не имеет значения — их в подорожных не упоминают. Но она не посмеет сейчас тревожить короля, когда он просто в отчаянии из-за отъезда союзника. Однако может попросить своего брата поставить печать на бумаге.

Мартин замер.

— И гордый маршал согласится выпустить из Акры евреев?

— Но ведь об этом попрошу я! О, знаю — ты считаешь, что Уильям недоверчив и подозрителен. И ты прав. Но я скажу ему, что отправляю из Акры своих людей. У меня достаточно прислуги, а мои саксы тоскуют по Англии. Дескать, со мной останется только Годит, а остальные уедут — их ровным счетом шестеро. Ну а если позже мой брат заметит, что саксы по-прежнему при мне, я отвечу ему, что просто передумала.

Мартин тут же ухватился за это предложение. Если все получится так, как задумала Джоанна, он пришлет за подорожной Эйрика. Помнит ли она рыжего?