Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феодалы обрушивались на общинника, разоряли его, превращали всю общину в целом в подвластную феодалу организацию зависимого сельского населения или, обирая смерда и громя разлагающуюся уже естественным путем общину, превращали его в кабального человека.
Одновременно христианство, проникающее вместе с княжими «мужами» повсеместно, разбивало старых общинных богов, уничтожало культовые места, места молений, сборов и сходов, громило общинный культ, кончало с зарождавшимся, и чем дальше на север, тем все более сильным и влиятельным, жречеством, разбивало идеологию первобытно-общинного строя. Борьба за нее, борьба с христианством, и стала формой восстания смердов. Не будучи в состоянии противостоять феодалу в открытой борьбе, смерд стремился оказать ему отпор, организуясь вокруг старых общинных начал, быта, обычаев, устоев, верований, богов[720]. И эта борьба «сельского людья» Руси носила совершенно иной характер, отличный от стремлений волхвов. Конечные цели волхвов и смердов разошлись. Волхвы были выброшены за борт истории, и жалкими их эпигонами впоследствии выступают ведуны, знахари, ведьмы. Они смотрели назад, в прошлое, и ушли в прошлое. Народ, «сельские людьи», не могли уйти в прошлое. Его восстания не могли привести к ликвидации зарождающегося и крепнущего феодализма, но эта борьба вынудила христианскую церковь на Руси пойти по пути религиозного синкретизма, русифицировать греческую веру, провести русификацию церкви, а это имело огромное значение в развитии русской культуры, так как церковь, религия и культура на Руси стали орудием укрепления русской народности. В то же время разгром волхвов подорвал и авторитет язычества, заставил «людье» Русской земли быстрее обратиться к христианству.
Учитывая все сказанное, мы не удивимся тому, что Ярослав прежде всего отправился в Суздаль, «изъимав», «расточи» и «показни» волхвов, подавил восстание, а затем принялся готовиться к борьбе с Мстиславом.
С этой целью он опять «посла за море по Варягы». На призыв Ярослава в Новгород явился отряд варяжских наемников во главе с Якуном (Гаконом). В том же 1024 г. Ярослав двинулся на Мстислава. Последний, в свою очередь, выступил ему навстречу. Грянула битва у Лиственя. Характер летописного рассказа о Лиственской битве таков, что заставляет предполагать, что он написан как пересказ песен о Мстиславе, составленных по свежим впечатлениям рассказов очевидцев. С вечера Мстислав поставил дружину северян в центре, против варягов Якуна, а своих дружинников-тмутараканцев — касогов и хазар — распределил по флангам. Ночью разыгралась сильная гроза. Воспользовавшись ею, Мстислав ударил по рати Ярослава, и первыми столкнулись северяне и варяги. Когда варяги Якуна начали уже изнемогать под ударами северян, по ним ударила тмутараканская дружина Мстислава. «И бысть сеча сильна, яко посветяше молонья, блещашаться оружье, и бе гроза велика и сеча сильна и страшна». Ярослав с Якуном бежали. В бегстве Якун даже потерял свою золотую «луду». Наутро, обходя поле битвы, Мстислав наталкивается на трупы убитых варягов и северян, вынесших всю тяжесть битвы. Летопись вкладывает в его уста чрезвычайно интересное замечание, характеризующее его отношение к жителям той земли, князем которой он теперь стал: «Кто сему не рад? Се лежит северянин, а се варяг, а дружина своя цела»[721]. В этих словах весь Мстислав, князь-воин, дружинник, тмутараканец, которому, его русско-хазаро-касожская дружина дороже, чем рать его Северской земли.
Напуганный Лиственской битвой, Ярослав отсиживался в Новгороде, а в Киеве «беяху… мужи Ярославли».
В 1026 г. Ярослав «совокупи воя многы» и явился в Киев. У Городца оба князя сошлись «и разделиста по Днепрь Русьскую землю: Ярослав прия сю сторону, а Мьстислав ону; и начаста жити мирно и в братолюбьстве, и уста усобица и мятежь, и бысть тишина велика в земли»[722]. Вместе с Ярославом Мстислав ходил походом в Польшу в 1031 г.
Остатком касогов Мстислава, по-видимому, является население Касожской волости (ныне село Коробкино) у г. Рыльска, где еще в XVII в. упоминается о «Словенской пустыне, в Касожской волости, на Словенском городище, на Семи да на Словенском озере»[723]. Мстислав построил два храма: церковь Богородицы в Тмутаракани, которая стояла еще во времена летописца, и собор святого Спаса в Чернигове. При жизни Мстислава он был построен такой высоты, что всадник, встав на коня, мог достать рукой до вершины строящейся стены. Фундамент собора сделан из тех же кирпичей, что и сооружение, обнаруженное в «Черной Могиле» в Чернигове (X в.), что говорит о местных строителях, воздвигавших Черниговский собор.
В 1033 г. умер единственный сын Мстислава Евстафий, а в 1036 г. скончался, разболевшись во время «ловов» (охоты), и сам Мстислав. Летопись сохранила нам описание наружности Мстислава:
Бе же Мьстислав дебел теломь, чермен лицем, великыма очима, храбор на рати, милостив, любяще дружину по велику, именья не щадяще, ни питья, ни еденья браняше.
После смерти его Ярослав стал «самовластець Русьстей земли»[724].
Кедрин сообщает, что, когда в 6544 г. умерли Мстислав (Νοσισυλάβοσ) и Станислав (Ζινισυλάβοσ), выбран был на княжение их родственник — Ярослав (Ιεροσυλάβοσ)[725]. В том же году «всади Ярослав Сулислава, брата своего, Плескове, оклеветан бе к нему»[726].
Так снова объединилась русская земля под властью Ярослава. Оставался один Полоцк, но его можно было не принимать во внимание. Теперь нужно было приниматься за укрепление древнерусской государственности. Ярослав продолжает начатое Владимиром дело создания государственности Киевской державы. Он укрепляет свою власть в Новгороде, дав новгородцам «грамоты», но, изгнав в 1019 г. влиятельного и опасного для него Константина Добрынина, главу «нарочитых мужей» новгородских, которые несомненно стремись к еще большей независимости, лишить их такого энергичного вожака, как Константин Добрынин, было в интересах Ярослава. В Новгороде был посажен Владимир Ярославич (ранее там сидел некоторое время малолетний Илья), ставший наместником отца в 1036 г. Изяслав получил Турово-Пинскую землю, а когда умер его старший брат Владимир, он получил и «волость» брата.