Мужчина подвинул к себе черный телефонный аппарат и набрал номер.

— Але… Где там Авдеев, далеко? Позови его. — Некоторое время Иван Сергеевич с сосредоточенным видом барабанил пальцами по столу. — Саша, когда ты дежурил в эфире, с тобой связывался Ливанчук?.. Да?.. Он тебя просил связаться с НКВД, номер телефона давал?.. И что?.. Ты все сделал, как требовалось, звонил по этому телефону?.. Нет, все нормально, Саша, правильно сделал, конечно. Раз товарищи просили, то ты просто обязан был выполнить их просьбу.

Иван Сергеевич опустил трубку на рычаг телефонного аппарата и посмотрел на оперативников. Буторин с благодарностью кивнул и поднялся со стула.

— Спасибо, вопросов больше нет. Спасибо вашему радисту. А ваших геологов вы все же отзовите. Потерять из-за вражеских происков шестерых специалистов, которые могут найти для страны уникальные месторождения, все же не стоит.

— Почему шестерых? — пожимая руки гостям, спокойно спросил начальник партии. — Там четверо у Ливанчука. Мы большими группами не посылаем. Только чтобы управиться с образцами, с перемещением по маршруту. Обычно геолог, двое рабочих и один каюр из местных, удэгеец. Ну, это мы их по привычке каюрами зовем. Зимой группы идут без лошадей, но все равно опытный человек, который поможет быт наладить, травами полечит в случае чего, да и вообще…

— Удэгеец? — Коган остановился у двери и обернулся. — В лагере было шесть человек, шесть мужчин европейского вида. Правда, они, как обычно во время экспедиции, все были заросшие щетиной, но удэгейца среди них не было.

— Шестеро? Заросших?

— Ну, не все. Это ваш Ливанчук был побрит, а остальные заросшие. А что?

— Ничего, просто геологи на маршрутах обычно бреются так же, как и в городе. Это своего рода ритуал.

Иван Сергеевич говорил, тревожно вглядываясь в глаза гостей, но лица Буторина и Когана были непроницаемы и очень приветливы. Они еще раз пожали руку начальнику геологической партии и со словами «это к ним в гости, наверное, зашли местные охотники из деревни» покинули кабинет. И только на улице, усевшись в выделенную им в управлении «эмку», Буторин задумчиво сказал:

— Ты понял, Боря, да?

— Понял. Они испугались, что вокруг в тайге до черта бойцов НКВД. Иначе бы мы и пикнуть не успели, как они нам глотки перерезали бы.

— Вот, значит, куда шли эти двое, которых мы с тобой подстрелили. Из настоящих геологов там, видимо, был только этот самый угрюмый Ливанчук. Потому и угрюмый, что смерть ему в глаза смотрела. И нам не мог подать сигнал, и сам был обречен. И товарищей его они, видимо, убили вместе с удэгейцем. Не позавидуешь парню.

— И шли они, между прочим, в сторону патронного завода, — повернулся к напарнику Коган. — Хрен их знает, что они замыслили и кто их там встретит, но сейчас некогда размышлять и нет возможности посоветоваться с Шелестовым или Крапивиным. Поехали!

Шелестов посмотрел на часы, висевшие на стене кабинета, выделенного его группе в здании Управления НКВД. Была уже половина третьего ночи. Из всех документов, что он за этот вечер просмотрел, складывалась следующая картина. Печка армейского образца со сбитым заводским номером. На платке срезан кусок ткани с инвентарным номером. Палаткой пользовались, она была не новая и тоже армейского образца. Откуда? Со склада, войсковой части? Оружие тоже советское, но номера сточены. Ясно одно: погибшая возле тоннеля диверсионная группа экипировалась на советской территории. И сейчас оперативники Крапивина начали проверять возможные места, откуда похищены или, что совсем плохо, похищены каким-то предателем или предателями вещи и оружие, которые позже были переданы противнику.

Зазвонил внутренний телефон. Удивленный и встревоженный Максим поднял трубку. Раздался простуженный голос дежурного по управлению:

— Товарищ подполковник, начальник управления сказал, что это к вам. Я ему доложил, и он велел срочно к вам доставить.

— Кого доставить, что случилось? — остановил поток слов Шелестов.

— Конвойный уже к вам повел человека. Это инженер с Комсомольского-на-Амуре НПЗ. Он еле к нам пробился, весь на взводе. Говорит, что диверсанты похитили его детей, обещают убить, если он им не поможет устроить взрыв на заводе.

Просто удивительное везение. По собственной воле пришел человек, которого пытались вербовать. Если не врет, если его только не подставили специально.

В дверь постучали, и в проеме появился сержант.

— Разрешите, товарищ подполковник? Дежурный велел вам доставить гражданина. По распоряжению начальника управления.

— Да, пригласи товарища, — кивнул Максим и поспешно вышел из-за стола.

Сержант посторонился и кому-то строго сказал: «Проходите».

Мужчина был невзрачным. Он вошел как-то боком, понурив голову.

— Проходите, проходите. — Шелестов взял мужчину за локоть и усадил на второй стул возле своего стола.

Посетитель смотрел нервно, беспокойно. Кажется, его напугало бесконечное путешествие по кабинетам и разговоры, которые пока ни к чему не привели.

— Как вас зовут? — спросил Шелестов. — Где вы работаете и что у вас случилось? Коротко, чтобы не терять времени. Самую суть.

Эта деловитость и решительность, кажется, обнадежили инженера, и он стал вести себя так, как и хотелось Шелестову. С доверием, готовностью активно помогать.

— Горелов я, Аркадий Михайлович, — торопливо заговорил мужчина. — Я работаю инженером на НПЗ в Комсомольске-на-Амуре. Моих детей похитили вражеские шпионы и грозятся убить, если я не выполню то, чего они хотят. А они хотят взорвать завод.

— Взорвать нефтеперерабатывающий завод? Но это же очень сложно. Это же сколько надо взрывчатки, чтобы нанести значительный ущерб. Я так понимаю, площадь завода и производственные площади — это…

— А все взрывать и не надо, — устало сказал инженер. — Даже емкости с готовой продукцией или с сырьем взрывать не надо. Их можно потушить, можно оставить выгорать. Учитывая общие объемы производства, одна партия сырья или партия готовой продукции ничего не решит в масштабах производства. А вот если взорвать самый главный узел, где идет процесс крекинга. Если саму двухпоточную установку термического крекинга взорвать, то ее быстро не восстановить. Ведь установка — это печь, в которой происходит сложный технологический процесс. И если установку…

— Я понял вас, Аркадий Михайлович. Скажите, вы согласились сотрудничать, а потом бежали? И сразу к нам?

— Да. — В голосе инженера было столько обреченности, что у Шелестова внутри похолодело. А что же этот перепуганный инженер успел, чем он уже помог диверсантам? — У меня не было другого выхода. Но я пришел сам, сам пришел. Я не предатель своей Родины, и я хочу спасти детей.

— Вы думаете, вам удалось уйти незамеченным и диверсанты, которые вас вербовали, не заметили вашего исчезновения?

— Пока да. Думаю, что да, — не поднимая глаз, заявил инженер. — Я когда понял,