– А, понял! Ты поломала задумку сестры, и она на тебя сердится?

– Вот теперь в точку!

– Пашка отличный малый!

– Это правда.

Лада хотела было сказать, что это Пашка придумал их встречу и даже роман, но промолчала. Поменьше надо болтать. Целей будешь.

…Войдя в квартиру Ладиной матери, Иван Тимофеевич подумал: а ведь они с моей мамой могут не найти общего языка, что Лада, что ее мать.

Здесь было столько книг, столько нот, старинный кабинетный рояль, по стенам фотографии и картины. Старая московская интеллигенция.

Но тут в комнату вошла Лада, и он обо всем забыл. До чего же хороша, зараза, подумал он. И моя! Самое главное – моя! И гори оно все синим пламенем! На ней было облегающее платье цвета морской волны и какое-то причудливое ожерелье, серо-зеленые глаза блестели. Все как будто бы скромно, но глаз не оторвать.

– Ну как я тебе? – кокетливо спросила она.

– Я просто ничего не вижу. Ослеп! Поехали?

– Поехали! Только надо, наверное, купить твоей маме цветов.

– Нет, мама срезанные цветы не признает!

– Ну, хотя бы коробку конфет?

– Это можно.

Я трушу? С чего бы? Вроде никогда не была трусихой. Но ведь важно, как у меня сложится с семьей моего генерала. Я же понимаю – надо настроить себя на то, что мне все понравятся. Дочь его мне уже нравится. И мама должна понравиться. Он явно обожает мать. Я должна войти в квартиру с улыбкой. Да нет, пусть лучше эта женщина увидит, что я волнуюсь… Она должна это понять. Да смешно это всё! Ну не понравлюсь я генеральской мамаше, что, он меня бросит? Чепуха! Но лучше все же понравиться. Для всех лучше и спокойнее. Платье на мне более чем скромное. Я искоса глянула на своего мужчину. Ох, хорош! Я, кажется, уже здорово влюблена… Кто бы мог подумать!

– Что, девчуха, трусишь? – улыбнулся он.

Мне так понравилось это слово – «девчуха»!

– Есть маленько.

– Не боись! Я тебя в обиду никому не дам! Знаешь, я когда сегодня проснулся, первая мысль была – я счастлив! Поверь, у меня никогда таких мыслей не было. Никогда! По крайней мере в связи с женщинами. Эта часть жизни у меня прошла как-то бездарно. Но понял я это, только когда увидел тебя. Это было как озарение. А ты что-нибудь тогда почувствовала?

– Да нет. Я поняла, что понравилась тебе. И еще подумала, что сроду не видала таких красавцев генералов. А вот когда ты вчера окликнул меня из машины… Господи, неужели это было только вчера, Ваня?

– Факт. Вчера. А уже роднее и ближе тебя никого нет.

– И мне так кажется.

– Любовь…

– А ты романтик, мон женераль!

– Да, наверное. Только прошу тебя, не надо при маме…

– Называть тебя «мон женераль»?

– Умная девочка!

– Я даже генералом тебя при ней звать не стану. А наедине буду!

– Наедине хоть горшком… Хотя больше всего ночью мне понравилось «Ванька-встанька», – нежно шепнул он мне на ухо. – А вот мы и приехали.

Генерал жил на Юго-Западе, в знаменитых «красных домах» на улице Строителей.

– Пошли! Не волнуйся!

Мы поднялись на четвертый этаж. Он достал ключи, но тут дверь распахнулась и на площадку выскочила Лида.

– Ой, какие люди!

И она бросилась меня целовать!

– Ладочка Владимировна, я так рада! Папочка, какой ты молодец! Да я о такой жене для тебя и мечтать не могла! Заходите, заходите. Бабушка, иди скорее!

Тут в коридор выскочила маленькая девчушка, пухленькая, хорошенькая, как на рекламной картинке.

– Деда! Деда пришел!

Ваня подхватил ее на руки.

– Привет, Анютка! Только я нынче не деда, а жених! Беги, приведи бабулю!

– Бабуля пироги пекёт!

– Печёт! – поправила Лида.

Генерал снял с меня пальто и на мгновение прижал к себе.

– Ванечка, – раздался женский голос, – веди Ладочку на кухню, я не могу отойти сейчас…

Он взял меня за плечи и повел. Из кухни доносились очень аппетитные запахи.

– Как у вас вкусно пахнет! – вырвалось у меня. – Здравствуйте, Надежда Мартыновна.

– Ох, Ладочка, простите, боюсь от плиты отойти. Здравствуйте, моя дорогая!

Она мне понравилась. В молодости явно была красивой. Сын пошел в нее.

– О, теперь я вижу, в кого пошел Иван Тимофеевич.

– Да в меня он только лицом, а фигура-то отцовская. Взял от родителей самое лучшее, – засмеялась она. – Ой, а вы какая молоденькая, сколько ж вам годков-то?

– Тридцать два.

– А и не скажешь, думала, вообще лет двадцать пять.

– Надежда Мартыновна, может, помощь какая-то нужна?

– Да нет, минут через десять и за стол сядем. Да если б я вчера знала, все уж давно готово было бы…

– А вчера, мама, мы и сами еще ничего не знали, – рассмеялся Иван Тимофеевич. – То есть я-то знал, а вот согласится ли Лада…

– А вы, Ладочка, просто волшебница! Лидушку нашу как… Да и Ваня, я гляжу, лет на десять помолодел. Кабы не седина, так вообще бы молодой парень…

– Надежда Мартыновна, а Ваня… он какой масти был? Блондин?

– Да нет, темно-русый. Девки штабелями падали…

– Надо думать!

– Все, я пошел руки мыть!

Когда он ушел, Надежда Мартыновна шепотом спросила:

– Любишь его?

– Люблю, – без запинки ответила я.

– Люби его. Не пожалеешь. Теперь таких нет.

– Это я уже поняла и оценила.

…В квартире было очень чисто, но до такой степени провинциально и безвкусно, что я только диву давалась. Так в глубоко советские времена обставлялись квартиры в каком-нибудь гарнизоне. Иван в моем представлении совершенно сюда не вписывался. Хотя сам он наверняка ничего в этом не понимал. Просто вырос в такой обстановке. И плевать на это хотел. Но меня такая обстановка, если я тут поселюсь, неизбежно будет раздражать. Ну не смогу я спокойно смотреть на сервиз «Мадонна», выставленный в серванте. Хотя какое-то время можно и потерпеть, тем более что люди уж очень теплые.

– Как у вас все вкусно! – искренне восхищалась я.

– А ты, детка, готовить умеешь?

– Умею.

– И пироги печешь?

– Пеку. Только не из дрожжевого теста. Не получается оно у меня. Да и муж их не любил.

– А вы что, в разводе?

– Нет, мама, – сказал Иван, – муж Лады погиб, на машине разбился.