этим событием. Единственное, что удерживало Клауса от этого шага, — это нежелание выглядеть в глазах высокомерной аристократки жалким неудачником. Впрочем, был еще один выход. Странно, что он не подумал о нем в первое же мгновение.

Обрывок веревки, привязанной к огромному валуну далеко от края обрыва, все еще висел перед ним, едва не касаясь лица. Клаус освободил одну из рук, схватился за веревку и осторожно подергал ее. Вроде держит. Наступал момент истины. Если он ухватится за веревку обеими руками, то утратит шаткое равновесие, в котором пребывает сейчас. Останется лишь положиться на удачу. Правда, что-то слишком часто она стала изменять ему в последнее время. С чего бы это? Ладно, об этом можно будет поразмышлять после. На досуге. До которого еще надо дожить. Дровосек ухватился за веревку и второй рукой. При этом ноги его сорвались с узкого выступа. Теперь его единственной опорой была веревка, однажды уже оборвавшаяся.

Клаус подтянулся на руках и опять замер, готовый к новой попытке вцепиться в бугристую скалу, если веревка во второй раз его подведет. Не подвела. Тогда юный дровосек продолжил подъем. Через десяток минут он снова был на краю обрыва, с которого начал свой неудачный спуск. Ему хватило сил, чтобы отползти от края подальше. Руки ныли от напряжения. В теле, казалось, дрожала каждая жилка. Отдохнув, Клаус повернулся к урезу обрыва и, свесив голову, посмотрел вниз. Ему удалось разглядеть крохотную фигурку Клауди у подножия. Кричать было бесполезно — слишком высоко, и потому он лишь помахал своей спутнице рукой. Ответного жеста дровосек не дождался. Впрочем, он не особенно на него рассчитывал. И без того было ясно, что помощи от Клауди он не получит. Да и чем она ему могла бы помочь?

Ясно, что выбираться придется самому. Должен быть другой путь в долину. И он наверняка есть, только не столь короткий. Хорошо хоть поклажа осталась при нем. Поначалу Клаус хотел спустить ее на веревке вслед за спутницей, но потом передумал. И, как показала жизнь, решение это было правильным. Поправив лямки заплечного мешка, подтянув ремни, удерживающие за его спиной колчан с луком и стрелами, и топорик, юный дровосек тронулся в путь. Он решил обследовать края котловины, надеясь отыскать среди них тропу, ведущую вниз. Конечно, его слегка беспокоило то, что он оставил Клауди одну, но, с другой стороны, их расставание было столь же случайным, как и встреча, а отношения не сложились. Так что по-настоящему жалеть было не о чем.

Изучение правого края котловины не обнадежило путешественника. За ним простирался все тот же обрыв, теряющийся в пронизанной светом утреннего солнца дали. Юный дровосек не стал проверять, есть ли там более удобный спуск, а отправился к левому краю. Еще на подходе к нему Клаус заметил рассекавшую эту часть котловины расщелину. За ней начиналось глубокое ущелье, и путник решил попробовать пройти им, хотя там было не слишком широко. Похрустывая галькой, которой была усеяна земля, дровосек пробирался несколько часов. Стены ущелья то сужались, почти касаясь широких плеч путешественника, то расширялись. Лучи движущегося по небосводу солнца освещали только верхушки скал, так что большую часть пути Клаус преодолел почти в темноте.

Когда он наконец выбрался из ущелья, солнце начало клониться к закату. Впервые с утра дровосек получил возможность оглядеться. Котловина, в которой он познакомился с надменной спутницей, осталась далеко позади. Перед юношей простиралась совершенно новая для него и потому неведомая страна. Она лежала глубоко внизу, но спуск в нее был пологим. От каменистых пустошей плоскогорья к лесистым холмам и далее — к равнине, где тускло поблескивали лезвия рек в бархатных ножнах лугов и перелесков. Трудно было сказать, та же эта равнина, которая утром открывалась с обрыва, или другая, но Клаус почувствовал, что его неудержимо тянет туда. Тем более что, кроме наскоро съеденного завтрака, в животе у него давно ничего не было. Да и в заплечном мешке тоже.

Немного отдохнув и чуть-чуть подкрепившись глотком здравура из заветной фляжки, юный дровосек начал спуск. Торной дороги здесь не имелось, лишь едва заметные тропы, проложенные горными животными. По мере спуска Клаус обнаруживал множество их следов, нередко малоприятных. Видел он и птиц, похожих на куропаток, но рука не поднималась стрелять в них, несмотря на усиливающийся голод. И все же природа была милосердна к доброму путнику. Она предложила ему целую поляну голубики, а потом и заросли малины. Правда, набив брюхо сладкой и сочной ягодной мякотью, дровосек вовсе не насытился, но уже вполне мог продолжать путь в надежде отыскать что-нибудь более съедобное.

Он достиг подножия поросшего лесом холма, одного из многих окрест, и решил здесь заночевать. Собирая хворост, Клаус обнаружил полянку грибов и очень обрадовался этому. Теперь он ляжет спать на сытый желудок. Через несколько минут сухие ветки весело трещали в пламени костра. Юный дровосек нанизал на прутик грибы и теперь терпеливо обжаривал их на огне. Ночь сгущалась. Алые искры взлетали к небу и терялись среди звезд. Впервые за время своего путешествия Клаус почувствовал, что никому не обязан быть благодарен ни за ночлег, ни за ужин. Ни лесной ведьме, ни надменной девице. Он поклялся, что теперь ни на какие яства не согласится променять свою свободу. Как хорошо, что их с Клауди дороги разошлись! Теперь-то он уже без всяких препятствий доберется до Разлучной горы, где непременно встретит свою возлюбленную…

— Трус! — буркнула Клауди и презрительно сплюнула сквозь зубы.

Снизу ей хорошо было видно, как дровосек торопливо карабкается по веревке обратно на обрыв. Несколько мгновений она ждала, что Клаус подаст ей какой-нибудь знак, который свидетельствовал бы о его намерениях. И вот над урезом скалы появилась его лохматая белобрысая голова. Дровосек помахал рукой и скрылся. Девушка подождала еще немного, но ее спутник больше не появлялся. Что ж, тем лучше. Она подняла мешок со своими пожитками, проверила, хорошо ли закреплено оружие, и принялась спускаться по каменистой осыпи в долину. Поначалу идти было трудно. Крупные валуны лежали порой слишком далеко друг от друга, чтобы можно было запросто перепрыгивать с одного на другой. А камни, которыми были засыпаны промежутки между валунами, то и дело пытались вывернуться из-под ног.

Потом стало легче. Огромные валуны, некогда вынесенные в долину движением ледника, почти перестали встречаться. Щебень стал мельче и теперь лишь хрустел под подошвами сапожек из великолепно выделанной кожи. А вскоре камни пропали под мягким слоем почвы, нанесенной ветрами и водными потоками. Повсюду зеленела трава. Пестрели полевые